Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934)

Однако для нашего исследования важен сам факт упоминания о наблюдении за высшим командным и политическим составом Балтфлота, поскольку особисты, поддержанные представителем Центра в лице начальника следственного отделения ОО ВЧК В. Фельдмана, видели, что поведение Ф. Раскольникова и приближенных к нему комиссаров может послужить детонатором мятежа. У нас нет оснований обвинять низовые особистские звенья в том, что они не смогли подняться в своих оценках ситуации до высот Центрального комитета РКП(б), до осознания глубинных причин социально-политического кризиса в стране, воплощением которых и стало явление под названием «Кронштадт 1921 г.»

Вслед за Л. Троцким автор анализируемой статьи вновь указывает, как на причину мятежа, на подрывную работу эсеров и анархистов, ячейки которых на кораблях якобы существовали еще с 1920 г., а чекисты не обращали на них внимания. Правда, объективности ради отметим, что автор статьи говорит и о роли Ф. Раскольникова, который «помогает разложению флота путем ведения неправильной политической и тактической линии (участие в дискуссии на стороне Троцкого, отпуска, вербовка личного состава и поведение в своей личной жизни — прислуга, излишний комфорт лиц, окружающих его)»[576].

Находим мы в статье и упоминание о постепенном снижении интенсивности и качества политической работы в воинских частях и на кораблях, которая, в конечном итоге, «совсем замирает…».

Данные утверждения автора не что иное, как повторение выводов особиста В. Фельдмана, в силу ряда объективных, а скорее субъективных причин оставшихся на бумаге. Только комплекс политических, экономических, организационно-штатных и, конечно же, чекистских мер, будучи незамедлительно проведенным в жизнь, мог бы предотвратить мятеж.

Еще в одном необходимо разобраться, рассматривая кронштадтские события в свете действий органов ВЧК по контролю за политической лояльностью войск. Как могло произойти, что отдельные воинские подразделения отказались воевать против мятежников?

После открытия доступа к ранее засекреченным фондам партийных и государственных архивов, снятия статуса «грифованных» с ряда дел отечественных спецслужб исследователи обнаружили многочисленные факты расстрелов не только захваченных мятежников, но и прибывших на подавление восстания красноармейцев.

Командование и особые отделения вынуждены были принимать самые жесткие меры с целью не допустить разложения направляемых для кронштадтской операции воинских частей. Что говорить о настроениях красноармейцев, если даже курсанты петроградской пехотной школы, считавшиеся ранее наиболее надежными, проявляли колебания. Среди них усиливалось дезертирство, целыми группами они бежали с поля боя, распространяли ложные слухи, подрывающие боеспособность других частей. Выездной сессией Петроградского окружного трибунала четыре курсанта были расстреляны, еще четверо — присуждены к трем годам штрафного батальона[577].

Однако самым тяжелым ударом для военного руководства операцией и, в частности, для М. Тухачевского как командующего Западным фронтом и одновременно 7-й армией стали волнения в частях 27-й стрелковой дивизии. Подобно Первой конной армии и бригаде Котовского, 27-я дивизия была одним из самых боеспособных и надежных соединений РККА. Она прославилась в боях Гражданской войны на Восточном фронте, доблестно воевала с поляками. И все это время — под началом командарма, а затем командующего фронтом М. Тухачевского. Именно он, как утверждает доктор исторических наук С. Минаков, выбрал эту дивизию для проведения Кронштадтской операции. «Это было надежное соединение, — пишет С. Минаков, — это была „его гвардия“»[578].

А вот какую оценку воинским частям дивизии дал 14 марта 1921 г. уполномоченный информационной части особого отделения В. Насонов: «Настроение прибывших частей — неблагонадежное, красноармейцы открыто все заявляют, что против Кронштадта и матросов наступать не пойдем… а если 27-я дивизия не пойдет, то не пойдет никто»[579].

Подразделения Невельского и Минского полков выразили и свое отношение к командованию, отказавшись приветствовать командующего Южной группой войск А. Седякина и начальника сводной дивизии П. Дыбенко[580].

Исключительно опасную обстановку рисует в своем докладе руководству начальник временного Особого отдела Южной группы войск А. Николаев. Он сообщил, что бригада, состоящая из Минского, Оршанского и Невельского полков, к бою не способна. Минский полк пришлось разоружить. По сведениям чекистов, Невельский и Оршанский полки готовы восстать против командования. «Возможно, будет схватка», — заключал он[581].

На следующий день, 15 марта 1921 г., А. Николаев сообщил о разоружении всех бунтующих полков. Было арестовано не менее 50 человек зачинщиков, и на этот же день назначен суд над ними. Чрезвычайная революционная тройка особого отдела приговорила: «Арестованных шкурников и провокаторов — расстрелять»[582].

Без жестоких и незамедлительно приводимых в исполнение приговоров обойтись было уже нельзя.