Настала минута, когда бирманки притушили свет в люстрах. По заведенному обычаю «новая добыча» всегда доставалась Артюру, обладавшему ненасытным аппетитом. Шан не гнушалась присоединиться к этим играм, так как была очарована этим экспертом по ласкам. Орсони раньше тоже не пренебрегал новыми, телами, но с тех пор, как Сюи поселилась в его доме, он никого не хотел и к любви «втроем» допускал только Шан.
Ладзано удалился в игорный зал и стал слушать музыку: кантаты Баха. На улице Помп ему просто необходимо было показаться, чтобы не вызвать подозрений по поводу недавнего отсутствия, к тому же надо было сказать Орсони и Артюру, что на яхте все в порядке и они могут по своему усмотрению пользоваться ею следующим летом, не боясь досмотров береговой охраны.
Он отдыхал, когда вдруг открылась дверь игорного зала. Вошла Сюи. У нее был потерянный и печальный вид.
— Ты одна? А где Шан? — спросил он.
— Она с Артюром, — ответила бирманка.
— Почему ты не с ними?
— Сегодня вечером у меня нет желания. Октав занят с африканкой. А я не хочу вмешиваться, — с досадой ответила она.
Она принесла поднос с двумя чашечками чая. Они молча выпили. Сюи села на ковер у ног Ладзано, облокотилась на огромный пуф.
— Не печалься, он скоро к тебе вернется. Сегодня вечером он поразвлечется немного, а завтра все забудет. Ты ведь знаешь, что он любит играть.
Не очень убежденная, молодая женщина покачала головой.
— Он больше не берет меня часто, — внезапно проговорила она с обезоруживающей невинностью.
— Ты хочешь сказать, он не занимается с тобой любовью?
Она подумала.
— Да нет, но, мне кажется, у него пропало желание…
— А тебе известно, — прервал ее Ладзано, подавляя улыбку, — что красивая женщина вроде тебя и старый мужчина, как он… Ему уже нужно беречь себя.
Но у малышки не было настроения шутить. Ей явно было не по себе.
— Здесь все для Шан. Потому что она старше и красивее меня. Так думают мужчины, Я считала, что по-настоящему нравлюсь месье Октаву. А теперь я не уверена, И вообще я не понимаю их дела с Артюром. Иногда все спокойно, а потом вдруг надо уезжать.
Ладзано насторожился:
— Уезжать? Куда?
— Я вспоминаю, это было несколько недель назад. После обеда месье Октав любит ласкать меня на канапе. Моя сестра Шан вышла. Мы остались вдвоем, Нам было хорошо. Кто-то позвонил. Октав встал, а я оделась. Вошел какой-то мотоциклист, на голове у него был шлем. Он казался очень довольным. Я слышала, как он говорил: «Все прошло отлично. У женщины не было никаких шансов. Документы у меня». Я не знаю, о чем шла речь. Он отдал пакет Октаву и ушел. Я слышала, как он бегом спускался по лестнице.
— А ты видела, что было в пакете? — настороженно спросил Ладзано.
— Нет, нужно было немедленно уезжать. Октав сказал, что вечер будет у Артюра, в его загородном доме.
— Где?
— Думаю, у него не один дом, но тогда, чтобы испугать меня, Октав все время говорил: «Мы поедем в дом Ландрю». Это убийца женщин, полагаю?
Ладзано понял, что они уезжали в Гамбе, где у Артюра действительно был старинный особняк. Шутки ради Октав часто называл его домом Ландрю.
— И там состоялась вечеринка? — спросил Ладзано.
— Нет. Помню, Октав передал пакет Артюру, тот положил его на книжную полку в библиотеке. Все было готово для вечеринки. Ждали только девушек, я думаю. Но после телефонного звонку Артюр объявил, что, к сожалению, его вызывают в Париж. Ну и мы все уехали. В машине Октав включил радио. Рассказывали о новом правительстве. Я и подумала, что Артюр — журналист.
Ладзано не старался узнать больше. Он пытался восстановить ход событий. Если все происходило так, как он предполагал после неожиданного признания бирманки, значит, он напал на прочный след, способный заинтересовать следователя Казанов. Глядя на печальную девушку, он отметил, что ни за что бы не бросил красивую молодую женщину: эти цветы слишком нежны, их можно сломать походя. Не шевельнув мизинцем, он добился больше, чем за годы, проведенные в окружении загадочного Артюра.
Ладзано тихо вышел. В полумраке парадного салона колыхались тени, гибкие и томные, как лианы. Африка завладела домом.
40