Убийство Набокова стало лишь прелюдией другого террористического акта, который имел весьма далеко идущие последствия и нанес смертельный удар иллюзиям Нусимбаумов насчет того, что им удалось ускользнуть от революционного насилия. Э. Ю. Гумбель[92]
подсчитал, что между 1918 и 1922 годами в Германии было совершено триста семьдесят шесть политических убийств, причем подавляющее большинство их осуществили представители крайне правых сил. Эти убийства произвели на публику примерно такое же впечатление, что и покушения, совершавшиеся в России левыми в последней трети XIX века: возникло ощущение, что общество не защищено ни от каких катаклизмов. Политические убийства весной 1922 года продемонстрировали силу и нового, радикального антисемитизма, привнесенного в Германию из России, и зарождающегося в Мюнхене нацизма. Правда, в политическом смысле нацизм не добился бы ничего особенного, если бы не рост численности фрайкора, не своеобразный культ молодости, не убийства в защиту чести, повсеместно практиковавшиеся его членами. Во многих смыслах нигилистское насилие членов фрайкоровских отрядов оказалось столь же необходимым условием для последующего торжества нацизма, как террористические акты социалистов-революционеров 1870-х годов в России для будущего возвышения Ленина. Добровольческие отряды оказались последним, решающим ингредиентом, которого не хватало для создания нацистского движения; без фрайкора гитлеровская партия так и осталась бы сборищем заговорщиков. Как и в случае с большевиками, нацистам, для того, чтобы самим прийти к власти, в конечном счете пришлось подавить это радикальное течение — ориентированное на молодежь, непредсказуемое, парадоксальное. Однако, прежде чем оттеснить лидеров фрайкора, нацисты извлекли из них немалую пользу для себя.Политика не интересовала фрайкоровцев, Германия существовала для них лишь как продолжение их опыта военных лет, ведь на фронте, как выразился Эрнст Юнгер, на них в любой момент могла обрушиться с неба стальная гроза. Четкий мотив совершенных ими убийств прослеживается, если внимательно посмотреть, кто был их жертвами: в большинстве своем убитые в Германии между 1918 и 1922 годами были евреями, и притом совсем не обязательно представителями левых сил. От выстрелов или бомб погибали как члены правящих либеральных коалиций, так и политики из консервативных и националистических партий. Мишенью для убийцы мог оказаться кто угодно, независимо от партийной принадлежности, если только у него была еврейская фамилия или еврейские корни. Такой мишенью в солнечный июньский день 1922 года стал человек, которого очень многие в Германии считали тогда, пожалуй, самым выдающимся представителем своего поколения, и он действительно был крупнейшей фигурой среди немецких евреев, когда-либо служивших Германии на высоких постах. Выстрелы из револьверов и взрыв, которые в то утро прервали жизнь Вальтера Ратенау, ехавшего на работу, возвестили о начале новой, ужасающей революции.