Последнее замечание: идеи, институты и фигуры конца XVIII и XIX веков, о которых я буду говорить в этой главе, являются важной частью, решающим составным элементом эпохи территориальных приобретений – величайшей из когда-либо известных человечеству. К концу Первой мировой войны Европа колонизировала 85 процентов земли. Сказать, что современный ориентализм был частью империализма и колониализма, значит сказать нечто абсолютно бесспорное. Однако недостаточно просто сказать об этом: это утверждение нужно проработать аналитически и исторически. Мне интересно продемонстрировать, как современный ориентализм, в отличие от доколониального понимания Данте и д’Эрбело, стал воплощением дисциплины системного приращения
(accumulation). И поскольку он не ограничивался исключительно интеллектуальными или теоретическими рамками, это сделало ориентализм фатально склонным к систематическому приращению человеческих существ и территорий. Реконструировать мертвый или возродить утраченный восточный язык означало в конечном счете возродить мертвый или забытый Восток. Это также означало, что точная реконструкция, наука и даже воображение могли подготовить путь тому, что армии, администрации и бюрократии позже будут делать в восточных землях. В некотором смысле оправданием ориентализма были не только его интеллектуальные или художественные успехи, но и его эффективность, полезность, авторитет. Конечно, серьезного внимания заслуживают все эти пункты.II
Сильвестр де Саси и Эрнест Ренан: рациональная антропология и филологическая лаборатория
Две определяющие темы в жизни Сильвестра де Саси – героические усилия и непреходящее чувство приносимой педагогической и рациональной пользы. Родившийся в 1757 году в семье янсенистов, традиционно занимавшейся нотариальной деятельностью
(notaire), Антуан-Исаак-Сильвестр частным образом в бенедиктинском аббатстве изучал сначала арабский, сирийский и халдейский языки[505], а затем иврит. Арабский, в частности, был языком, открывшим ему Восток, поскольку, согласно Жозефу Рено[506], именно по-арабски восточный материал, как священный, так и мирской, сохранился в его самой древней и самой поучительной форме[507]. Несмотря на то, что он был легитимистом, в 1769 году он был назначен первым учителем арабского языка в недавно созданную школу живых восточных языков[508], должность директора которой он получил в 1824 году. В 1806 году он стал профессором Коллеж де Франс, хотя с 1805 года уже был штатным ученым-ориенталистом в Министерстве иностранных дел Франции. Там его работа (неоплачиваемая до 1811 года) поначалу состояла в переводе бюллетеней Великой армии и наполеоновского Манифеста 1806 года, в котором выражалась надежда, что «мусульманский фанатизм» может быть направлен против русского православия[509]. В течение многих лет после этого де Саси готовил переводчиков для французского восточного драгомана[510], как и будущих ученых. Когда французы оккупировали Алжир в 1830 году, именно де Саси переводил воззвание к алжирцам[511], с ним регулярно консультировались по всем дипломатическим вопросам, касающимся Востока, министр иностранных дел, а иногда и военный министр. В возрасте семидесяти пяти лет он сменил Дасье[512] на посту секретаря Академии надписей[513], а также стал куратором отдела восточных рукописей в Королевской библиотеке. На протяжении всей его долгой и выдающейся карьеры его имя по праву ассоциировалось с реструктуризацией и реформированием образования (особенно в области ориенталистики) в послереволюционной Франции[514]. Вместе с Кювье в 1832 году де Саси стал новым пэром Франции.