Ориентализм

Работа Саси, по сути, является компилятивной, церемонно дидактичной и скрупулезно ревизионистской. Помимо «Общих принципов грамматики», он написал также трехтомную «Арабскую хрестоматию» (1806 и 1827), «Антологию арабской грамматики» (1825) и «Арабскую грамматику» 1810 года для учеников Специальной школы[519], трактаты по арабской просодии[520] и религии друзов, а также много небольших текстов по восточной нумизматике, ономастике, эпиграфике, географии, истории, о мерах и весах. Он сделал довольно много переводов и два расширенных комментария к «Калиле и Думне»[521], а также к макамам аль-Харири[522]. Столь же деятелен был Саси в качестве редактора, мемуариста и историка современного образования. В его трудах в смежных дисциплинах, в которых он был не слишком подкован (au courant), было мало примечательного, хотя его тексты и были однобокими и – в том, что не касалось ориентализма, – односторонне позитивистскими.

Тем не менее, когда в 1802 году Наполеон поручил Институту Франции представить общую картину (tableau general) состояния и прогресса искусств и наук с 1789 года[523], Саси был выбран в качестве одного из авторов: он был самым скрупулезным из специалистов и самым исторически мыслящим из универсалистов. Отчет Дасье, и неофициально это было известно, отражал многие пристрастия Саси, а также отражал его вклад в развитие востоковедения. Название отчета – «Историческая картина французской учености»[524] – провозглашает новое, историческое (в противоположность сакральному) сознание. Это сознание театрально: наука может представать словно на сцене, где ее всеохватность можно с легкостью обозреть. Предисловие Дасье, адресованное королю, прекрасно эту тему формулировало. Подобное обозрение сделало возможным то, чего ни один другой правитель не пытался сделать – охватить одним взглядом (with one coup d’œil) всё человеческое знание. Если бы такая попытка создания «исторической картины» была предпринята в прежние времена, продолжал Дасье, сегодня в нашем владении могло бы быть множество шедевров, ныне утраченных или уничтоженных. Интерес и польза этой «картины» в том, что она сохраняет знания и делает их непосредственно доступными. Дасье намекнул, что такая задача стала проще благодаря Восточной экспедиции Наполеона, одним из результатов которой было повышение уровня современного географического знания[525]. (Здесь как нигде более ясно в выступлении (discours) Дасье мы видим, насколько театральная форма «исторической картины» функционально напоминает галереи и прилавки современного универмага.)

Важность «Исторической картины» для понимания первой фазы ориентализма заключается в том, что она экстериоризирует форму ориенталистского знания и его особенности, а также описывает отношение ориенталиста к своему предмету. На страницах книги Саси об ориентализме, как и в других его произведениях, он говорит о своей собственной работе – как о том, что он раскрыл, пролил свет, прояснил множество неясного. Почему? Для того, чтобы предъявить это ученикам. Ибо, как и все его ученые современники, Саси считал научную работу конструктивным вкладом в постройку того сооружения, которое ученые воздвигли все вместе. Знание, по сути, заключалось в том, чтобы сделать видимым материал, а целью «картины» было возведение чего-то вроде бентамовского паноптикума[526]. Таким образом, научная дисциплина была специфической технологией власти: она приобретала для своего пользователя (и его учеников) инструменты и знания, которые (если он был историком) прежде были утрачены[527]. И действительно, лексика специализированной власти и приобретения тесно связана с репутацией Саси как ориенталиста-первопроходца. Его героизм ученого заключался в том, что он успешно справлялся с непреодолимыми трудностями: он изыскал средства, чтобы представить своим ученикам область, в которой раньше ничего не было. Он написал (made) книги, наставления, дал примеры, – говорил о Саси герцог де Брольи. Результатом стало создание материалов о Востоке, о методах его изучения и образцах, которыми не располагали даже сами восточные народы[528].