Ориентирование

— Видеть вас двоих с вашими гаремами, помогает мне гораздо меньше хотеть собственный, — ласково говорит мне Моника, когда я резко останавливаюсь между ней и Россом. В руке он держит пару белых трусиков с оборками. Он бросает их мне, когда Моника указывает на них понимающим взглядом. Я не забыла о трусиках с прорезью, которые она подарила мне когда-то давным-давно. — Твои парни когда-нибудь оставляют тебя в покое? И ещё, да. Я голосую за эти; они нужны тебе в жизни.

Я смотрю на пару в своих руках, и, хотя мне требуется секунда, понимаю, что атласная часть, которая проходит между бёдрами… на самом деле в ней есть искусно скрытый разрез. Я поднимаю прищуренные глаза на Монику, когда Марни подходит и встаёт рядом с нами, её новый вибратор в сумочке висит на боку.

Она бросает взгляд на трусики, в то время как Моника хватает лифчик-балконет и прижимает его к моей груди, как будто это точный способ проверить посадку.

— Эй, девочка, убери руки, — Спенсер проскальзывает между нами и берёт на себя эту задачу. Его прикосновения делают со мной то, чего определённо не делают прикосновения Моники.

— Эм, у нас есть примерочные… — начинает сотрудница, но уже слишком поздно. С меня хватит. Я ухожу отсюда. Бросаю вещи на прилавок, и Моника с Россом накладывают ещё несколько штук. Пояс с подвязками и подтяжки. Чулки до бёдер. Смазку.

— Такой перебор, — ворчу я, когда Росс бросает на меня взгляд.

— Девочка, я здесь, чтобы поддержать тебя. Если тебе нравится сухое скольжение, ни в коем случае не покупай смазку.

Спенсер бросает карточку на стойку, прежде чем я достаю свою. Я упоминала, куда идёт моя новая дебетовая карта? Вернее, откуда она берётся?

Счёт Черча.

Его большой, жирный, сочный счёт.

Там семь цифр — на его текущем счёте. Мы добавили в него моё имя, так что это официально совместный счёт. Мой отец был чертовски потрясён. Он продолжал повторять: «брачный контракт, брачный контракт, брачный контракт», — пока мать Черча, Элизабет, не хлопнула ладонью по столу в ресторане и не встала, возмущённая и расстроенная.

— Брачный контракт подразумевает возможный развод; я не позволю своему сыну просить об этом. — И, несмотря на последовавшие логические доводы Арчи — «они всего лишь дети, и не всякая любовь длится вечно», — в конце концов эта тема была закрыта. Что он там мне сказал? «Я полагаю, что если ты собираешься вступить в глупый юношеский брак, то хотя бы станешь богатой разведёнкой».

Вздох.

Я отвлеклась. Я позволяю Спенсеру заплатить за нижнее бельё, хотя Черч, безусловно, может себе это позволить; хочу, чтобы Спенсер чувствовал себя вовлечённым. От того, как он смотрит на меня, когда потом отдаёт сумку, у меня сжимается в груди. Как можно изобразить на его лице тревогу и страх? Разве он не знает, что я никогда бы его не бросила?

Если я когда-нибудь брошу Спенсера Харгроува, то разобью ему сердце.

Я с трудом могу поверить, что у меня хватит сил сделать это, разбить чьё-то сердце.

Я беру Спенсера за руку. Он пытается притвориться, что ему это не льстит, но сжимает мою руку в ответ так сильно, что мне почти больно. В моём сознании формируется идея. Может быть, это и не такой уж хороший вариант… но он может быть действительно хорошим. Посмотрим.

Я сделаю это в любом случае.

— Извините, — я привлекаю внимание работника, снова подходя к стойке. Мои друзья как раз расплачиваются за свои товары — Росс и Моника не могут прийти в подобное место, не купив что-нибудь извращённое, — и они с интересом наблюдают за разворачивающейся драмой. — Вы говорили, где-то были примерочные?

— В самом дальнем углу, за чёрными занавесками, — объясняет она, вероятно, удивляясь, зачем мне понадобился доступ в такое помещение, учитывая, что я уже купила все эти чёртовы вещи.

— Что ты, чёрт возьми, задумала, Чак? — спрашивает Спенсер, пока я тащу его через весь магазин, через одну занавешенную дверь за другой. Сразу за стеной членов — больших членов, маленьких членов, зелёных членов, голубых членов (доктор Сьюз гордился бы) — я нахожу раздевалку.

Спенсер понимает это прежде, чем я успеваю произнести хоть слово, хватает меня за талию и увлекает за занавес, в стиле страны драм. Он использует своё тело, чтобы прижать меня к зеркалу в задней части маленькой комнаты, позволяя чёрной занавеске опуститься на место позади нас.

— Ты такая чертовски порочная, — выдавливает он, немного удивлённый, но очень довольный. Его зубы обнажены в подобии рычания, а руки грубые там, где они впиваются в розовую ткань моего большого свитера. Тревога и страх исчезли, изгнанные обещанием секса.

— Порочная? О чём ты говоришь? Я вернула тебя сюда, чтобы поговорить.