Оригами из протоколов

– Ну что Вы, Игорь был очень благоразумным и осторожным.

– Ваш муж не был ограблен, не был избит, на его теле не было телесных повреждений, кроме одиночного ранения сердца. У вашего мужа не было врагов. не было долгов. А маньяков в Акшинске да идейных убийц никогда и не было.

Или у Вас, Наталья Николаевка, есть какие-то другие предположения, идеи о причинах смерти вашего мужа?

-…

-Ну вот, значит нам с вами придется искать мотив, ведь Вы поможете? Я думаю, вы заинтересованы в раскрытии убийства Игоря Владимировича?

– …

– Так как Вы с ним познакомились?

– Мы познакомились с мужем во время учебы в медицинском институте, я с родителями приехала в Союз из Германии, где служил мой отец, и где я родилась.

Я была Принцессой. Папиной девочкой. Самой лучшей. У папы все было самое лучшее. Даже фамилия. Звучная и красивая. Как у меня. Папа был военным. И занимал хорошую должность. Мы жили в Германии. Одно только это делало меня особенной. Это был мой маленький и прекрасный мирок. Я и папа. Мама тоже была и есть. Но она была с краю. И все остальные были на краю этого моего прекрасного мира. Все папины сослуживцы уезжали в Союз, а с ними и их дети. А мы все служили и служили за границей.

Папа не разрешал мне дружить с другими детьми из советской школы. Нет, он не был деспотом мой папа. Просто он мне объяснил, что не надо другим знать, как мы живем, и что есть у нас дома. Он – начальник. Советский командир. Дети его подчиненных, летех и прапоров, не должны быть у нас в гостях. Меня в гости тоже не звали. "Не распускай язык",– говорил он мне. "Никогда не узнаешь, кто и как использует твои слова". Я привыкла молчать, и подруг у меня никогда не было. Да и уезжали они слишком часто, мои потенциальные подружки.

Одевалась я лучше всех в классе даже в Германии. Папа, несмотря на то, что до паранойи боялся сделать достоянием общественности наш уровень материального достатка, для меня покупал все самое лучшее. Туфельки, платьица, украшения, портфели, пеналы, даже цветные обложки для учебников. У меня была синяя школьная форма и кружевные фартуки, черный – из шелка с кружевом по краям крылышек, и белый – весь из кружев. У меня был темно-красный переливчатый пионерский галстук, а не алый из книжного магазина за 15 копеек, и даже октябрятская звездочка у меня была из рубиновой пластмассы с фотографией маленького Ленина, а не убогий алюминиевый значок. Все, только самое лучшее для его принцессы. И его принцесса тоже была самая лучшая. Самая красивая. Самая умная. Самая воспитанная. Лучше всех.

Он так и звал меня – "Принцесса" лет до 8. А потом просто – "Доча", но мы-то с ним знали, что я – Принцесса.

Когда мне было лет шесть, я, помню, шла с папой по улице и рассматривала встречных мужчин.

"Вот, если я могла выбирать папу, кого я бы выбрала, если не его? Никого. Они все некрасивые. А мой папа -красавец. Он стройный, ладный и ловкий. Он не низкий и не длинный, как вон тот, с нескладными ногами. В красивой военной форме и идеально начищенных ботинках. Он светловолосый, с голубыми глазами. И нос у него аккуратный, и губы мужественные, узкие, и всегда твердо сложены".

"Он – король", – подумала я, – "Если бы сейчас были старые времена, мой папа мог бы быть королем, потому что он – самый красивый. А я бы была настоящей принцессой".

И я похожа на отца.

Папа решал в нашей семье все. Что мне носить, и какую шапку купить маме. Какие книги читать. Куда мы поедем на выходных, и когда – в отпуск. Что готовить маме на ужин, какое мороженное мне есть. Он всегда заказывал мне в кафе шоколадное мороженное с орехами, а я любила ванильное. Но я не сопротивлялась, я ела это быстро тающее мороженное из металлической вазочки, и была счастлива. Потому что папа был – стена. Надежное плечо. И он мог все. С папой мне было тепло и спокойно.

Я давилась приторным горьковатым мороженным, хрустела не размешанными льдинками, но так и не сказала ему, что люблю ванильное с сиропом, а не толченные сытные орехи.

А мама… для мамы не нашлось работы в этой воинской части. Она была бухгалтером, но папа решил, что лучше, если она будет "вести дом", ведь женам военнослужащих в Союзе можно было и не работать.