Ориген

Всё получилось! С первого раза, на отлично! Его слушали, от алфавита удалось сразу шагнуть к первому склонению, даже текст самый простенький начали читать, Денис наслаждался этим таинством знакомства с языком, словно по волнам скользил под парусом, а гаванью для него были Надины серые глаза. И с этого самого первого раза — когда не хватало уверенности, сил, терпения — искал эти глаза, возвращался к ним, спрашивал безмолвно: тебе как? Ей было — здорово!

Так бы и сегодня, только Надя не пришла — то ли дочка заболела, то ли еще что, мало ли, семья у нее. Да еще ведь и работала, или, вернее, числилась в том же НИИ, где и муж — правда, в последнее время на полставки, номинально. Так что пришлось собирать деньги самому, но это ничего, не впервой — они же друг друга всегда выручают. Сегодня как раз народ вносил деньги за очередные пять занятий.

Он шел теперь по заснеженной улице к метро, в кармане лежали нетяжелым грузом общественные рубли, из которых, впрочем, он заплатит и себе за декабрь. Так ведь куда проще и выгодней, чем в этих всех казенных институтах! Сам себе голова.

Он читал себе собственные стихи. Это бывало с ним и прежде, он даже не читал их — заново сочинял, погружался в те переживания, в то состояние между небом и землей, когда не знаешь, где явь, а где твоя фантазия — и что нужней, на самом деле:

Белый двор без цели и без века —
тайный стон о нас, и в тополя
как в людские души, переехал
теплый запах старого жилья.
Прежних лет названия — рукою
снов и крыш, раскрытой в синеве.
Белый двор, затверженный Москвою.
Белый двор, развенчанный в Москве.
Век и старый город — с их уходом
стала болью память, ибо там
мы встречали весны по восходам
и года считали по дворам.
Двор, ты вечен. Ибо было чудо.
В этот день мы видели: вокруг
крыши, крыши, снег и свет повсюду.
Ветки, что сплелись, как тень от рук.

Эта фигура возникла словно бы ниоткуда, Денис не заметил, как он подошел — словно хотел время спросить, или дорогу. Но обратился уверенно:

— Денис Васильевич?

— Что? — он вздрогнул. По отчеству к нему не обращались.

— Аксентьев, Денис Васильевич? — неприметный аккуратный человек в аккуратном пальто почти трогал его за рукав, и было всё так знакомо, так тревожно, нехорошо до жути, в особенности с этим ровным и вежливым голосом.

— Да…

— Вы правильно поняли, — усмехнулся тот, — удостоверение показывать надо?

— Да уж покажите, — закипала внутри какая-то ярость.

— Ну, раз вы настаиваете…

Корочки мелькнули, как тогда, в сортире первого гуманитарного. Но на сей раз Денис заставил себя вглядеться в это протокольное лицо, запомнить имя, фамилию, отчество, невысокое звание — такие же грозные и… никакие, как пальто, как интонация, как взгляд незнакомца.

— И что теперь? — он был полон решимости бороться. Не тридцать седьмой, даже не восемьдесят шестой — почти уже девяностый на дворе! Гласность, перестройка, демократизация!

— Да ничего особенного. Есть желание с вами переговорить. Не у меня, но я вас отведу.

— А если я откажусь? Что, арестуете?

— Зачем же, — тот покачал головой, — ну что вы из нас делаете каких-то монстров… Ну, просто тогда придется официально вызывать вас в деканат, Денис Васильевич. Мы бы хотели избежать огласки, да, поди, и вы? Или в военкомат. Или, скажем, нагрянуть с финансово-налоговой проверкой в этот ваш институт культуры... Ах да, у вы же «Университетом Цивилизаций» назвались, вы же планетарного масштаба. Поди, наличные принимаете без ордеров-квитанций? При себе нет их случайно? Объяснить происхождение сможете? Словом, к чему нам эти обременительные формальности? Просто частный небольшой разговор… На часик, не больше. Пойдемте?

И обмякая, сдаваясь, позволяя себя увести — он мог думать, что тем самым помогает ближним. Спасибо, старший лейтенант, ты облегчил трудный выбор. Профессионально облегчил.

Идти оказалось совсем недалеко — через пару кварталов, в тихом дворике, какой-то закуток на первом этаже вроде дворницкой, а из него — проход в небольшую двухкомнатную квартиру с тошнотными обоями и обшарпанной мебелью, в такой жить бы пьющему инженеру и замордованной учительнице с единственным отпрыском-двоечником. А вот гляди ж ты, как квартиру используют.

Навстречу из кухни (там уже посвистывал чайник) вышел тип попредставительней, лет тридцати, с волевым, но доброжелательным лицом, в очках металлической оправы, в легком свитерке с ромбами поверх бежевой рубашки, домашняя небежная элегантность, протянул руку:

— Проходите, Денис, будем знакомы, я Аркадий Семенович.