…В Учельне это называлось «задачей на защиту». Им тоже выдавали малы, но, конечно, не Лучева, а родного Коростеня, чтобы будущие сотники и тысяцкие научились хитрому искусству обороны. Дело было знакомым. Силы противника, возможные пути подхода, боевые линии… Згур вглядывался в хитрые узоры мапы, начиная понимать, что «задача на защиту» выходит непростая. Не задача даже — каверза.
Леса — густые, почти непроходимые. Они тянулись от дальней реки со странным названием Певуша почти до самого города. В этих лесах, как в болоте, тонули села — ни подойти, ни весть передать. Сканды за Певушей. Река широкая, но мелкая, значит, граница открыта. Згур уже знал, что скандам служит немало местных. Проводники легко обойдут посты, да и не хватит людей, чтобы расставить их по всему речному берегу. Значит, реку не прикроешь. Оставался город, но тогда все, кто живет в округе, обречены. Сканды уже переходили Певушу, оставляя после себя черную гарь. А ведь был еще Донай, по которому легко пройдут лодьи. Врываться в гавань не обязательно, можно высадить «рогатых» где-нибудь вблизи и ночью напасть на город…
…Згур представил, как он выходит перед строем, как разворачивает мапу. «Твое решение, боец Згур?» Что ответить? Что для защиты необходимо не менее двух тысяч кметов и хотя бы три сотни легкой конницы, чтобы по здешним дорогам прошла? Дядя Барсак только усмехнется, а Отжимайло, будь он жив, рыкнул бы, шевельнул рыжим усом: «Я тебе пополнение не рожу, боец Згур! Дадено тебе войско — защищай, коли в башке мозги, а не дерьмо! Усе понял?»
Да, он понял… Згур свернул мапу, огляделся. Вот и вечер, пахнет кашей, скоро вернутся сотники вместе с пополнением — на полусогнутых, с языками на плече. Пора и в гости собираться. Как это сказал Ярчук? «Змеин язык его»? Значит, сходим в змеюшник…
«Змеюшник» был недалеко, совсем рядом с кромом. Згур, бывавший и в Савмате, и в Валине, немало удивлялся здешним обычаям. Сполоты, улебы, да и волотичи, что побогаче, норовят дом лицом к улице поставить, чтобы себя
потешить, да и город украсить. Не то — венеты. На улицу выходил лишь тын, а что за тыном, оставалось лишь гадать. Богат ли хозяин, понять можно только по воротам. Ежели дубовые, в железе, то богат, а ежели стража по бокам скучает — то ко всему еще и знатен.
Стражи у подворья Асмута Лутовича не оказалось, но ворота были хороши — с резным верхом, медной обивкой и стальной полосой, идущей понизу. Згур залюбовался хитрой работой и нерешительно поднял руку. Постучать? У некоторых ворот висели особые молоточки, иногда — целые била, тут же гостей явно не ждали. Згур поправил пояс, чтобы пряжка вперед смотрела, огладил складки плаща и примерился. Но ударить не успел — заскрипела калитка, врезанная слева. Молчаливый пышноусый слуга низко поклонился, уступая путь. Згур вздохнул, вновь представив себе чашу, полную яда, и шагнул во двор.
Хозяин встречал его на крыльце — не деревянном, каменном. По широким ступеням скалили зубы невиданные звери, изваянные умелой рукой резчика. Зубатые пасти словно пытались вцепиться в ногу гостю. Камень был бел и гладок, и Згур тут же вспомнил Чудика. Не из его ли каменоломни прислан?
— Хайра! — Асмут Лутович поздоровался по-румски, легко взмахнув правой рукой. Згур ответил, но подниматься по зубастым ступеням не спешил. Один Косматый ведает, что там, в этих хоромах…
— Ты хотел поговорить, великий боярин? Говори, я здесь!
— Заходи, Згур Иворович! Поговорим в покоях. В ногах правды нет!
Губы дернулись легкой усмешкой, но темные глаза смотрели серьезно, не мигая.
— Я долго не мог понять, почему в ногах нет правды. Мне объяснил отец. Вернее, показал. На здешнем скотском наречии это называется «правеж». Холопа или мужика бьют палками по пяткам, пока не сознается — или не заплатит. Вот они и выдумали — насчет правды. Эта собачья порода умнеет на глазах, когда начинаешь их сечь!
Асмут не шутил. Он словно на что-то намекал, давал понять. Згур вспомнил — он назвался сыном холопа, когда говорил с кнесной. Не в этом ли дело?
— Не знаю даже… — Згур обвел взглядом высокие хоромы, ткнул сапогом о резное крыльцо. — По чину ли мне в твоих покоях полы пачкать? Боярин дернул щекой:
— Всякому заброде здесь делать нечего. Но я люблю хорошую шутку, Згур Иворрвич. Давеча кнесна чуть в обморок не упала, когда ты ей представился. Каково холопьего сына главным воеводой назначать! И мне то дивно. А я вот знавал одного Ивора. Правда, холопом он не был, а вот наместником Валинским — доводилось…
Знает! Кровь ударила в голову. Откуда? Здесь, в Лучеве, многие даже об Ории не слыхали!..
Чернобородый усмехнулся, покачал головой:
— Те, кто веруют в Вознесенного, советуют прийти на пир и сесть на загоновое место. Пусть лучше тебя пересадят поближе к хозяину, чем наоборот. Ты хорошо пошутил, комит! Пойдем!
Згур не стал спорить. Вдвоем они поднялись по ступеням, вошли в высокие двери. Обе створки оказались распахнуты, и Згур невольно хмыкнул. Честь! Словно Кея встречают!