Ория (сборник)

— Нет… Я даже не холопка. Холопов записывают в кабалу, обычай запрещает их убивать… Я — никто, Асмутова игрушка. Он никогда не отпустит меня сам. Зачем ему серебро? Если он узнает, что ты… Он просто закопает меня живьем в землю. Я видела, как это бывает… Нет, это я могу помочь тебе, комит. Я подслушала твой разговор с Асму-том. Не удивляйся, неволя отучает от благородства… Ты не поверил ему. Но Асмут сказал правду. У него действительно есть лазутчик в стане Лайва. И он не хочет отдавать Лучев — ни скандам, ни мадам…

— Хочет сам стать кнесом? — усмехнулся Згур.

— Кнесом? Да, но не в Лучеве. Ему нужна вся Сурь. Лучев — только подножка для его сапог. И пока сканды за Певушей, он будет помогать тебе. Будет помогать и дальше — до самых стен Белого Крома. Вчера Асмут сказал, что тебя и твоих румов послали боги. Асмуту не верят, за ним не пойдут. Ты — другое дело…

Вот, значит, как! Лучев — подножка, а он, Згур, плечо, о которое можно опереться! До поры до времени…

— Мне нужно уходить, — Ивица подняла плащ, нерешительно оглянулась. — У него повсюду свои люди. У дома было пусто, но иногда кажется, что Асмуту служат призраки…

— Погоди!

Згур подошел ближе, осторожно погладил ее по холодной щеке. Девушка не отстранилась. Бледные губы еле заметно дрогнули.

— Что ты хочешь, комит?

— Помочь! Асмут понимает только силу…

— …И ты станешь сильнее Асмута? — Она вздохнула, покачала головой. — Нет, Згур Иворович! Ты просто хочешь того же, что и он. Я видела, как ты смотрел на меня! И тебе не противно будет любить… сеченую?

— Прекрати! — Згур сжал ее за плечи, но тут же опомнился, отпустил.

Ивица негромко застонала:

— Больно… Погоди… Я сама… Огонь… Потуши огонь. Не хочу, чтобы ты смотрел на меня… такую…

В темноте послышался шорох одежд. Згур почувствовал, как его обнимают горячие руки, губы касаются щеки, глаз, уголка рта. В ноздри ударил дурманящий запах молодой мягкой кожи…

— Мне снилось… Уже три ночи снилось… — девушка шептала тихо, еле слышно. — Будто я свободна, а он мертв, его едят жирные черные черви… Помоги мне Згур, помоги! Помоги…

Его ладонь прикоснулась к рубцу на спине, и Згур почувствовал на пальцах что-то мокрое. Кровь… Внезапно Ивица рассмеялась.

— Он думает, что я сейчас лежу у себя в каморке и вою от боли! Пусть думает! Я не могу лечь на спину, ложись ты…

Он подчинился. Ее тело оказалось совсем рядом, острые набухшие груди скользнули по лицу…

— Вот так… Ты поможешь мне, Згур? Поможешь? Он хотел сказать «да», но губы прильнули к губам, и слова стали не нужны.

— Ведомо всем, что тяжкое время переживает ныне моя земля! По выбору народному назначила я тебя, Згур Иворович, комит вольных людей, что зовутся «катакитами», большим воеводой нашего войска. Ныне я утверждаю сотников и полусотников, тобой представленных, дабы защитили они и землю мою, и людей моих…

Кнесна Горяйна кивнула и медленно поднялась с высокого раззолоченного кресла. Згур подошел ближе, склонил голову, протянул руку. В его ладонь лег пергаментный свиток.

— Хоть и дивно мне, что просишь назначить ты сотниками и полусотниками людей неведомых, но не стану я спорить, дабы не разгорелась ненужная распря…

В голосе женщины слышалась обида. Згур улыбнулся, не поднимая головы. Новыми сотниками стали Долбило и Вересай-кожемяка, полусотниками же — их друзья. Прежде чем вызвать его в кром, кнесна целый день совещалась со своими боярами. Можно лишь представить, как шумели бородачи, как трясли обильными животами! Даже сейчас, когда первые мужи Лучева, закутавшись в шубы и надвинув на самые брови высокие шапки, безмолвно восседали на лавках, Згур чувствовал их ненавидящие взгляды. Это не волновало — только смешило. Выбора ни у кнесны, ни у ее советников не оставалось. Разве что лично отворить ворота убийцам в рогатых шлемах…

…Асмута Лутовича в горнице не было, и Згур невольно почувствовал облегчение. Без великого боярина дышалось свободнее.

— Тако же дивно мне, Згур Иворович, что просишь ты особой грамоты с моей печатью для бывого слуги моего, именуемого Ярчуком, а для чего — объяснить не желаешь. Напомнить хочу, что ты в городе моем и в земле моей, и нет тут ничего, мне неведомого…

Голос Горяйны странно дрогнул — то ли от гнева, то ли от чего иного. Згур невольно удивился, но тут же вспомнил: для кнесны каждый лучевец — «слуга». Ничего, потерпит!

— Полусотник Ярчук будет там, где это требуется. Тебе же скажу о том лично, с глазу на глаз, поскольку веры твоим боярам у меня нет!

По лавкам пробежал ропот. Згур порадовался, что не стал брать с собой венета. Тогда бы точно без «ненужной распри» не обошлось!

Глаза кнесны сверкнули гневом. Згур вдруг понял, что Горяйна не только молода, но и красива. Но красота эта была странной, неживой. Почему-то подумалось, что ее кожа ничем не пахнет. Нелепая мысль на миг смутила. Какое ему дело до этой ледяной куклы!

— Негоже глаголишь, воевода! Разве мало того, что доверила я тебе и город, и себя самое? Зачем оскорблять тех, что советовали и отцу моему, и мужу, да будет им тепло в Ирии? И тебе их совет не без пользы.