Ория (сборник)

— Галопом не годится, — решил он. — Коней заморим. Поедем рысью, а вот если туман этот раньше времени рассеиваться станет, вот тогда — и в галоп… Ах ты, карань! Кони не поены, не кормлены…

И тут Войчемир сообразил, что это еще полбеды. А беда в том, что заморыш Ужик только пешком ходит. Конечно, сил у Войчи хватит, чтобы взять его в охапку и усадить на Ложка, но что дальше? Свалится через версту — и все. Привязать? Ну, разве что привязать…

Ужик, не ведая, о чем размышляет его спутник, уже устраивался поудобнее на жестких камнях, явно собираясь спать. Войча махнул рукой, решив, что утро вечера мудренее. Сам он спать не собирался, надеясь вовремя увидеть этот самый туман, ежели он вообще будет. Иначе и проспать можно, а там подставляй бока Змеям!

Ночное небо горело — яркими, переливающимися огнями. Пламя вспыхивало, гасло, появлялось вновь, его языки то уходили к зениту, то падали вниз, к самой земле. На миг Войчу захватила эта невиданная красота. Он вдруг представил, что сам поднимается в небо, а рядом, оставляя за собой огненный след, молниями скользят Змеи — послушные его воле, готовые выполнить любой приказ. Ведь летал же по небу его предок, славный КеЙ Кавад. Правда, летал он на орле, и орел был особый, богами посланный, а главное, Войча — не Кей Кавад. Ему не по небу летать, ему бы к завтрашнему вечеру живым остаться! Войча вздохнул и вдруг вспомнил, что Змеи — разумны. Значит, и они о чем-то думают, чего-то хотят, и по поднебесью летают не как комарье глупое, а с какой-то ведомой им одним целью. А может, и без цели, просто им, Змеюкам, приятно…

Тут Войча сообразил, что заехал явно не туда, и попробовал поразмышлять о чем-то более конкретном, хотя бы о дне завтрашнем, но глаза стали слипаться, и он незаметно для себя заснул.

Снилась Войчемиру всякая чушь, причем чушь весьма неприятная. То он был альбиром, который пытался рубить мерзавца-Змея по длинной черной шее, но выяснялось, что в руках у него не двуручник, а жалкий скрамасакс. А мерзавец-Змей разевал пасть и дышал на него, но не огнем, а могильным холодом. То он был Змеем и пытался прищучить нахала-альбира, но тот доставал из-за спины двуручник — и какой двуручник! — и внезапно превращался в «опыра», после чего с диким хохотом бросался за Бойчей в погоню. От такой ерунды Войчемир еще больше устал, и когда довелось раскрыть глаза, чувствовал себя совершенно разбитым. А может, и сон был тут ни при чем, просто спал Войча совсем мало. На горизонте едва белел восход, а рядом стоял Ужик и расседлывал Ложка-Войчемир протер глаза, пытаясь сообразить, что происходит, между тем недомерок уже успел снять седло и занялся уздечкой.

Первая мысль была под стать сну. Не иначе Ужик подслушал его мысли и теперь старается предотвратить неизбежное привязывание к конской спине. Затем Войча сообразил, что такое едва ли под силу даже Ужику, а посему прокашлялся и поинтересовался:

— Ты это чего?

— Удобнее…

Недомерок даже не соизволил обернуться. Тут Войчемир огяделся и заметил, что вещи лежат двумя кучами — побольше и поменьше. Войча хотел задать резонный вопрос, какого Косматого… и так далее, но внезапно до него дошло:

— Думаешь, все не довезем?..

Ужик пожал плечами, вероятно, чтобы еще больше досадить Бойче, после чего наконец-то повернулся:

— Кольчугу оставь. И шлем.

— Ага… — Войчемиру внезапно стало весело, — Может, еще и меч бросить?

— Кони устали… — равнодушно бросил недомерок и потрепал Ложка по крутой шее.

Войча широко раскрыл рот, чтобы объясниться с наглецом по всей широте вопроса, но внезапно понял, что тот прав. Кони не ели почти сутки, да и не пили со вчерашего утра. Этак далеко не уедешь!

Оставалось как следует выругаться с поминанием того же Косматого, карани и караньской бабушки и самому заняться вещами. Войча оставил немного копченого мяса — в самый обрез, теплый плащ и полупустой мех с водой. Все остальное пришлось бросить. В последний момент Войчемир махнул рукой и снял даже стальные налокотники и железный воротник, защищавший шею. Но остального было жалко. Кольчуга, шлем — нет, без них Войча чувствовал себя голым, даже хуже — что он уже труп, который можно пихнуть ногой и скинуть в канаву.

Между тем Ужик привязал к поясу свою дурацкую котомку и вопросительно поглядел на Войчемира. Тот хмыкнул:

— Так и поедешь? Без седла?

Ужик, ничего не ответив, ловко вскочил на спину Ложка. Тот даже ухом не повел, хотя нрав имел достаточно сварливый. Войча почесал затылок и не спеша забрался на спину верного Басаврюка. Не хотелось ругаться, хотя сказать этому недотепе было что. Например о том, что врать нехорошо, И даже очень нехорошо. Но Войчемир ограничился тем, что неторопливо объехал Ужика, спокойно сидевшего на норовистом огрском скакуне, и хмыкнул:

— Не ездят, значит? Рахманы, которые… Нельзя, значит, да?

— Патар разрешил, — Ужик вновь погладил смирного, как овечка. Ложка. — Но только в таких случаях…

— И без седла? — никак не мог успокоиться Войча.