Ория (сборник)

Заморыш даже не шевельнулся, и Войча, истолковав молчание как согласие, принялся негромко напевать песню, которую помнил с детства. Ее пел отец вместе со своими друзьями, молодыми альбирами, когда в долгие зимние вечера они собирались в его палатах. Маленький Войчемир пристраивался где-нибудь в уголке и слушал, пока его не отсылали спать. Песня была старой и очень грустной. Войча до сей поры не мог понять, почему отец так любил ее — не иначе от своего отца слыхал. А говорилось в песне о молодом альбире, который попал, весь израненный, в какую-то Кадымскую долину и там умирает.

Побила ты меня, Кадыма, да тремя напастями.

А первая напасть, что от друзей отбился.

А вторая напасть, что конь мой верный пал.

А третья напасть, что голову мне здесь сложить И тем ты, долина Кадымская, хуже всех других.

И потому будь ты, Кадыма, проклята С сего дня да на веки вечные.

И зимой проклята, и летом, И теплой весной, и дождливой осенью.

А как польет дождь осенний на мои кости белые, Тогда будь ты, Кадыма, трижды проклята.

И не птице над тобой, Кадымой, не летать, И не зверю по тебе, Кадыме, не бегать, И лишь гаду черному, ползучему, И лишь Змею лютому, по тебе, проклятой, ползать…

В детстве Войче всегда было жаль неведомого альбира, и он все удивлялся, почему друзья, от которых он отбился, не пришли на помощь. Он даже спросил как-то об этом у отца. Кей Жихослав усмехнулся, потрепал сына по светлым вихрам, а затем вдруг стал серьезен и сказал, что Войча поймет это сам. И Войчемир понял очень скоро, когда отец упал на пороге собственного дома, обливаясь кровью, а вокруг не было никого, чтобы защитить Кея и его семью. Друзья, певшие с отцом эту грустную песню, куда они делись? Некоторых Войча потом видел — уже немолодых, важных, в богатом платье. Они служили отцову брату — Светлому Кею Мезанмиру. Младшему брату, надевшему Железный Венец Кеев…

Войчемир заставил себя не думать об этом. Дядя воспитал его, дядя был ему вместо отца. Кого было ненавидеть, кому мстить?

Войча мотнул головой, прогоняя невеселые воспоминания, и тут только заметил, что Урс уже не сидит с закрытыми глазами, а что-то рисует на неровной каменной стене. То есть не рисует, а вроде как черточки пальцем проводит. Одну вверх, другую вниз, потом куда-то в сторону… Войчемир хотел спросить, что это значит, но решил не мешать. Наконец Ужик вытер пыль с пальцев и повернулся к Войче.

— Чего? — понял тот. — Придумал? Ответить Ужик не успел. Резкий свист, жар, запах гари — какой-то Змей подобрался совсем близко. Войче обожгло руку, и он поспешно отодвинулся к самому краю трещины.

— Выкуривают, сволочи! Как пчел из дупла! Ужик, может, ты это… дождь вызовешь?

Собственное предложение внезапно понравилось. Пусть супостаты вымокнут! Но Ужик лишь покачал головой;

— Дождь им не страшен, Зайча. Тут другое надо…

— Ну так…

— Устал я.,. — заморыш виновато улыбнулся, — На этот туман все силы ушли. Я, конечно, попробую. Дождь, говоришь…

Ужик надолго задумался, затем, привстав, выглянул наружу:

— Сделаем так. Куда мы ехали, помнишь?

— Ну, в общем…

Честно говоря, Войча мало что запомнил, кроме бешеной скачки, топота копыт и безумных темных глаз бедолаги-Басаврюка. Кажется, они ехали к холмам, но ведь тут кругом холмы!

— Там есть проход. Его когда-то называли Челюсти. За ним — долина, скалы, туда Змеи залетают реже. Запоминаешь?

— Понятное дело, — кивнул Войча. — Челюсти, за ними — долина… Погоди, а ты?

— Я? — Ужик вновь виновато улыбнулся. — Понимаешь, я еще в самом деле только ученик. У меня может… не получиться. Сил не хватит. И тогда ты сам…

— Еще чего! — возмутился Войча. — Ты такие разговорчики брось! Вместе из Савмата вышли, вместе туда и вернемся! Ясно?

Ужик ничего не ответил. Закрыв глаза, он присел, прислонившись затылком к теплому камню, и затих. Войча тоже замолчал, не желая мешать. Было страшновато, но одновременно очень интересно. Не каждый день увидишь, как на твоих глазах колдуют! Ему почему-то думалось, что Ужик сейчас начнет произносить непонятные слова, вращать глазами, может, даже жечь какую-то траву — всего этого Войча успел наглядеться еще в Ольмине. Но странный паренек сидел неподвижно, словно и вправду спал, только лицо его становилось все бледнее и как будто прозрачнее. Минуты шли за минутами, но ничего не менялось. Ужик молчал, Войча — тоже, а над самыми головами по-прежнему слышался резкий свист — Змеи не забыли о своих пленниках. Несколько раз пламя лизало края трещины. Войча со страхом заметил, как твердый камень начинает крошиться и по нему медленно стекают черные капли. Становилось все жарче, легкие с трудом вдыхали раскаленный воздух.

Войча томился. Хотелось окликнуть Ужика выскочить наружу, закричать — сделать хоть что-нибудь. Но он заставлял себя ждать. Это как в бою, когда сидишь в засаде — час, два, три. Тут главное — не сплоховать, не обозначить себя раньше срока. Ничего, он терпеливый. Вот только Ужик…