Ория (сборник)

Молодой Кей понял, что он кричит, но не в боевом порыве, а от ужаса. Что-то жуткое, невероятно опасное, должно сейчас появиться, и от него нет спасения, нет зашиты. Улад бестолково взмахнул мечом и почувствовал, как леденеют руки. А враги. огромные, непобедимые, были уже рядом, совсем близко.

Улад закрыл глаза, ожидая смерти. Вот, значит как погиб Сновид и все остальные! Мать Болот, будь ты проклята! В уши ворвался дружный крик: «Велга! Велга!».

Что-то сильно ударило в грудь, едва не пробив кольчугу.

И все-таки он был жив. На миг открыв глаза. Улад понял, что его куда-то волокут. Мелькнула и пропала мысль о плене. Все равно, от такого не убежишь, не скроешься. Может, Гадюка его пожалеет…

— Держись, Кей! — хриплый голос ударил в уши, и на мгновенье Улад пришел в себя. Рядом были его кметы, но уже не дюжина, а всего трое, а чуть дальше он заметил знакомые усатые лица. Бродники! Значит, они еще живы! Тогда надо сражаться, надо отбросить врага! Мелькнуло лицо Ласкини — окровавленное, с небрежно закинутым за ухо чубом, и Улад удивился, что у этих усачей еще хватает силы драться. Он пошевелил рукой, понял, что меч по-прежнему с ним, и это слегка успокоило. Но тут снова накатил страх. Бежать! Бежать! Все мысли исчезли, осталась земля, которая, казалось, начала гореть под подошвами, и враги, надвигавшиеся волна за волной. Улад еще помнил, как пытался отдать какой-то приказ, как земля внезапно ушла из-под ног, но его снова подхватили и поволокли куда-то, в темноту, в небытие.

Очнулся он от странного звука. Понадобилось время, чтобы понять — птицы! Поют птицы, а он лежит на траве, вокруг него бродники, и он все еще жив…

Наконец Упад окончательно пришел в себя и быстро вскочил. Страх исчез, сменившись растерянностью и стыдом. Где они? Что с его войском?

На поляне их было около полусотни — улебов и бродников. Почти все кметы были без оружия, многие — в крови, слышался стон, но никто не пытался помочь раненым. Улад попытался найти свой значок, но безнадежно махнул рукой. Хорошо еще. что меч с ним! А где же враги? Выходит, их не преследуют?

К нему подошел Ласкиня, держа на весу обмотанную окровавленной тряпкой руку. Лицо брод-ника было мрачным и одновременно недоумевающим. Улад хотел спросить у него о том, что случилось и что делать дальше, но бродник покачал головой и коротко бросил: «Мара!».

Слово было незнакомым, и Ласкиня, невесело усмехнувшись, пояснил. Мара — видение, призрак, встающий над раскаленной летней степью. Но чаклуны могут насылать мару на своих врагов, и тогда те теряют голову от страха. Справиться с этим трудно, даже если знать заранее и быть готовым. Ужас заставляет забыть обо всем, и тогда самый опытный воин становится беззащитным.

Улад вяло кивнул — да, так и есть. Проклятая Мать Болот наслала на них мару. Как и на тех, кто погиб в Коростене и у Белого Плеса. Выходит, так сражается Болотная Гадюка!

А Ласкиня уже рассказывал о бое. Оказывается, им все-таки удалось отбиться. Помог многолетний опыт — бродники дрались, даже когда оружие падало из рук, а ужас затмевал рассудок. Но потери были велики — огромны. Из полутора сотен их оставалось едва ли треть. Улад спросил о Сновиде, и Ласкиня подозвал одного из кметов — молодого парня, который до сих пор не мог прийти в себя от пережитого. Он сбивчиво поведал, что Сновида убили сразу, в первое же мгновенье. Похоже, мятежники догадались, кто среди атакующих старший, и лучники выстрелили в упор, как только Полтора Уха подошел к крыльцу большого дома на главной площади.

Надо было уходить. Им повезло — волотичи явно не ожидали отпора, даже такого недружного, и не стали их преследовать. Но в любой момент враги могли обойти лесом и первыми оказаться у лодей. Улад махнул рукой, и Ласкиня начал строить людей. Троих, которые не могли уже идти, уложили на длинные жерди, хотя Улад заметил, что раны слишком тяжелы — не довезут.

Вскоре они были уже на берегу, и Ласкиня тут же приказал садиться на лодьи. Но людей оставалось мало, и бродник вопросительно поглядел на Улада. Тот, еще раз осмотрев все, что осталось от войска, велел рассадить людей по количеству весел, а две лодьи, на которых гребцов не хватило, сжечь. Просмоленное дерево загорелось мгновенно, и над берегом поплыл густой черный дым.

Всю обратную дорогу Улад не проронил ни слова. На душе было горько, мучил стыд. Он подвел брата. Хуже — он подставил под удар все войско. Теперь все, и новобранцы, и те, кто уже успел повоевать, решат, что мятежники действительно непобедимы. Но что было делать? Даже если б Улад заранее знал, что им готовят, как он должен был поступить? Но ведь он знал! И о золотистом тумане, и о страхе, лишающем силы. Знал, но не верил до конца. И Велга предупреждала! В душе вновь всколыхнулась ненависть к проклятой Болотной Гадюке. Если бы не она, если бы не Золотая Баба…