Снежный человек идет внутрь, мимо поста охраны, в жилые отсеки. Теплый воздух, влажный, несвежий. Сначала на склад – его Снежный человек находит без труда. Там темно, только свет из слуховых окон, но есть фонарик. Пахнет плесенью и мышами, а может, крысами, но в целом все нетронуто с тех пор, как он тут был в последний раз.
Он находит шкафы с медикаментами, роется в них. Депрессоры языка, марлевые прокладки, перевязочный материал для ожогов. Коробка ректальных термометров, но Снежному человеку не требуется засовывать эту штуку себе в зад – и так понятно, что жар. Три или четыре вида антибиотиков, в таблетках – значит, действуют медленно, – и последняя бутылка супербактерицидного коктейля для плебсвиллей, производства Коростеля.
Нет, эту дрянь не надо пить. Он находит коробку чистых шприцов и делает себе укол.
– Вот вам, бактерии, – говорит он. Потом ковыляет в свою квартиру, туда, где когда-то была его квартира, падает на отсыревшую незастланную кровать и отрубается.
Во сне к нему прилетает Попугай Алекс. Он влетает через окно и приземляется на подушку. На этот раз он ярко-зеленый, с фиолетовыми крыльями и желтым клювом, сверкает, точно маяк, и Снежного человека переполняют счастье и любовь. Попугай наклоняет голову, смотрит одним глазом, потом другим.
– Синий треугольник, – говорит Алекс и неожиданно вспыхивает, краснеет, начиная с глаз. Перемена устрашающая: попугай – будто лампочка, которая постепенно заполняется кровью. – А теперь я улетаю, – говорит Алекс.
– Нет, подожди, – кричит Снежный человек или хочет закричать. Губы не движутся. – Не улетай! Скажи мне…
Потом шелест сквозняка, ффыф-ф, Попугай Алекс исчез, а Снежный человек сидит в своей бывшей постели, в темноте, весь в поту.
Каракули
Наутро нога вроде получше. Опухоль спала, боль притупилась. Вечером он еще раз двинет себя Коростелевой сывороткой. Он знает, что злоупотреблять нельзя: вакцина очень сильная. Превысишь дозу, и клетки полопаются, как спелые виноградины.
Дневной свет пробивается через блоки стеклянного потолка. Снежный человек в недоумении бродит по своей квартире, будто неприкаянный датчик. Вот его шкаф, вот одежда, которая когда-то была его одеждой, легкие рубашки и шорты, аккуратно развешаны на плечиках, уже гниют. Обувь, но сейчас об этом подумать страшно. Все равно что передвигаться на копытах, к тому же распухшая нога может не влезть в ботинок. Стопки трусов на полках. Зачем он вообще это носил? Теперь они кажутся странным арсеналом садомазо.
На складе он находит какие-то пакеты и банки. На завтрак ест холодные равиоли в томатном соусе и половину батончика, запивая это все теплой колой. Не осталось ни виски, ни пива, он изничтожил все запасы в те несколько недель, что провел здесь взаперти. Ну и ладно. Все равно первое желание – выхлестать все как можно быстрее, чтобы вместо памяти остались одни помехи.
Теперь не получится. Он увяз в прошлом, навалились зыбучие пески. Он тонет.
Застрелив Коростеля, Джимми снова закрыл внутреннюю дверь на кодовый замок. Коростель и Орикс лежали, переплетясь между дверями в воздушном шлюзе, он не смог заставить себя их коснуться, поэтому там и оставил. Накатил мимолетный романтический порыв – может, отрезать на память часть косы Орикс, – но Джимми устоял.
Он вернулся в свою комнату, выпил скотча, потом еще скотча и еще, пока наконец не отрубился. Разбудил его сигнал у внешней двери: Белая Осока и Черный Носорог пытались войти. И другие с ними, конечно. Джимми им не ответил.
Назавтра он в какой-то момент сделал четыре соевых тоста и заставил себя их съесть. Выпил бутылку воды. Все тело было как ушибленный палец: онемело, но болит.
Днем зазвонил телефон. Какой-то чиновник из ККБ искал Коростеля.
– Скажи этому ублюдку, пусть быстро берет свои долбаные гениальные мозги в охапку, валит сюда и помогает разбираться, в чем дело.
– Его здесь нет, – сказал Джимми.
– А с кем я говорю?
– Не могу сказать. Протокол системы защиты.
– Короче, слушай, кто бы ты ни был. Я, кажись, понял, что за дрянь этот урод подстроил, и когда я до него доберусь, сверну ему шею самолично. Голову даю на отсечение, у него есть вакцина от этой заразы, и он хочет стрясти с нас хорошенькие денежки.
– Правда? Вы так думаете? – спросил Джимми.
– Я знаю, что этот ублюдок там. Сейчас приду и разнесу дверь к едрене матери.