Джимми открыл дверь в воздушный шлюз. Теперь Коростель был у внутренней двери. Джимми включил монитор. Прямо перед глазами оказалась голова Коростеля, она занимала весь экран. Выглядел он паршиво. На воротничке рубашки пятно – кровь?
– Где ты был? – спросил Джимми. – Ты что, дрался?
– Лучше не спрашивай, – сказал Коростель. – А теперь впусти меня.
– Где Орикс?
– Она здесь, со мной. Ей плохо.
– Что с ней? Что происходит? Дай мне с ней поговорить!
– Она не в состоянии говорить. Я не могу ее поднять. Меня ранили. А теперь прекрати ебать мне мозг и впусти нас.
Джимми вытащил пистолет. Потом набрал код и отошел в сторону. Волосы у него на руках стояли дыбом.
Дверь распахнулась.
Бежевые брюки Коростеля были заляпаны кровью. В правой руке – обычный перочинный нож, с двумя лезвиями, пилочкой для ногтей, штопором и ножницами. Другой рукой Коростель обнимал Орикс: она будто уснула, уткнулась лицом ему в грудь, вдоль спины – длинная коса с розовой лентой.
Пока Джимми смотрел, не веря своим глазам, Коростель перекинул Орикс на левую руку. Посмотрел Джимми прямо в глаза, без улыбки.
– Я на тебя рассчитываю, – сказал он. А потом перерезал ей горло.
Джимми его застрелил.
13
Купол
После грозы прохладнее. От деревьев вдалеке поднимается пар, солнце клонится к закату, птицы заводят свой вечерний концерт. В вышине кружат три вороны, черные крылья – будто пламя, почти различимы слова.
Он все тащится по стене – один мучительный шаг за другим. Ступня – как огромная вареная сарделька, набитая перемолотой плотью, никаких костей, вот-вот лопнет. Какая бы инфекция ни засела в ноге, очевидно, антибиотики из сторожевой башни на нее не действуют. Может, в «Пародизе», где-то на разгромленном Коростелевом аварийном складе – он знает, что там разгром, он сам его разгромил, – найдется что-нибудь эффективнее.
Аварийный склад Коростеля. Чудесный план Коростеля. Гениальные идеи Коростеля. Коростель, Король своего Коростельства, Коростель еще там, в своих владениях, он все еще правит, пусть купол потемнел. Темнее темного, и часть этой темноты принадлежит Снежному человеку. Он помогал ей явиться на свет.
– Давай туда не пойдем, – говорит Снежный человек.
У восьмой сторожевой башни, той, что выходит на парк возле купола, Снежный человек смотрит, не открыта ли дверь в комнату наверху, – он предпочел бы спуститься по лестнице, – но, увы, дверь заперта. Он внимательно изучает пространство внизу через бойницы: вроде крупных животных не видно, хотя в подлеске что-то шуршит – Снежный человек надеется, что просто белка. Он вытаскивает из мешка скрученную простыню, привязывает ее к вентиляционной трубе – непрочная конструкция, но вариантов нет, – и спускает свободный конец простыни со стены. Длины не достает футов на семь, но падение он переживет, если не приземлится на больную ногу. Он ползет по веревке – одна рука, потом вторая. Висит на конце веревки, точно паук, медлит – был же способ прыгать? Что он читал о прыжках с парашютом? Кажется, надо согнуть колени. Потом он прыгает.
Он приземляется на обе ноги. Боль жуткая, он катается по мокрой земле, подвывая, точно подстреленный зверь, потом хныча поднимает себя на ноги. Уточнение: на ногу. Вроде ничего не сломал. Он озирается в поисках палки, вместо костыля, находит. У палок большой плюс – они растут на деревьях.
Теперь хочется пить.
Он продирается сквозь заросли и прущие из земли сорняки, прыг-прыг-скок, скрипя зубами. По дороге наступает на большого бананового слизня и чуть не падает. Он ненавидит это ощущение: слизняк холодный и липкий, как ободранная мышца в холодильнике. Ползучая сопля. Будь он одним из Детей Коростеля, пришлось бы извиняться:
Он пытается сказать это вслух:
– Ну, извини.
Ему послышалось или был ответ?
Если заговорили слизняки, значит, времени в обрез.
Он подходит к куполу, огибает эту огромную белую, горячую, скользкую опухоль, до главного входа. Ну да, воздушный шлюз открыт. Глубокий вдох, он входит.
А вот Коростель и Орикс – то, что от них осталось. Их разгрифовали, разбросали по полу, большие и маленькие кости перемешались огромным пазлом.
А вот и Снежный человек, тупой как пробка, болван, бездельник, простофиля, по лицу струится вода, гигантский кулак сжимает сердце, он смотрит на свою единственную любовь и на единственного друга. Пустые глазницы Коростеля таращатся на Снежного человека, как когда-то – пустые глаза. Коростель ухмыляется обглоданным черепом, оскалив зубы. А Орикс лежит лицом вниз, отвернувшись, будто горюет. Лента в волосах все такая же розовая.
О, как оплакать их? Даже и тут он ни на что не годится.