Со своего древесного наблюдательного пункта он оглядывает горизонт – ничего похожего на дым.
«А что, если я умру, прямо тут, на дереве? – думает он. – Может быть, мне так и надо? Почему? Кто меня найдет? А если и найдет, что сделает?»
– Я не простой мертвяк, – говорит он вслух.
Кошмар какой. Это что, чистилище? Если да, то почему оно так похоже на первый класс начальной школы?
Несколько часов не слишком освежающего отдыха, и Снежный человек идет дальше; от дневной грозы он прячется в развалинах дома в плебсвилле. Внутри никого, ни живых, ни мертвых. Потом он ковыляет к побережью, прихрамывая, набирает скорость, сначала на юг, потом на восток, к морю.
Он выходит на Рыбную Тропу Снежного Человека – невообразимое облегчение. Вместо того чтобы повернуть к своему дереву, хромает по тропе в деревню. Он устал, он хочет спать, но нужно успокоить Детей Коростеля – показать им, что он вернулся живой, объяснить, почему его не было так долго, передать сообщение от Коростеля.
По поводу Коростеля нужно что-то наврать.
А после встречи с Детьми Коростеля он распакует еду, съест что-нибудь и поспит на своем дереве. И ему станет лучше, и мозги у него будут работать, и он подумает, что делать дальше.
С чем делать, собственно говоря? Слишком сложно. Предположим, только предположим, где-то неподалеку есть другие люди, такие же, как он сам, – те, которые дымили, – и он должен быть в форме, когда с ними встретится. Он помоется – рискнет искупаться в пруду по такому случаю, – наденет чистую солнцезащитную рубашку, может, срежет бороду маникюрными ножницами.
Черт, он забыл карманное зеркальце. Склеротик!
На подходе к деревне он слышит странные звуки: непонятное пение, высокие и низкие голоса, мужчины и женщины вместе – гармония, двухголосье. Не совсем пение – скорее похоже на заклинания. Потом какой-то лязг, звон и глухой удар. Что это? Что бы это ни было, раньше они этого не делали.
Вот граница их деревни, вонючая невидимая стена, которая обновляется каждый день. Он переступает через нее, осторожно идет вперед, выглядывает из-за куста. Вот они. Он быстро пересчитывает их – почти все дети, все взрослые, за исключением пятерых – наверное, спариваются в лесу. Остальные сидят полукругом перед какой-то нелепой фигурой, огородным пугалом, чучелом. Сосредоточились на ней, поначалу не замечают его, когда он выходит из-за кустов и хромает вперед.
Что? Иже еси? Да быть такого не может! После всех Коростелевых мер предосторожности, после всего, что он сделал, чтобы освободить их от этого мусора. И Снежный человек им такого не говорил. Совершенно точно.
Хрясь. Дзынь-дзынь-дзынь. Бум.
Теперь он видит и ударные. Вместо инструментов – колпак от колеса и металлический прут, они и лязгают, а на ветке висят пустые бутылки – по ним стучат половником. «Бум» – это нефтяная бочка, по которой бьют молотком для отбивания мяса. Откуда они все это взяли? С пляжа, откуда еще. Он чувствует себя так, будто его угораздило попасть на концерт детсадовской группы, только вместо музыкантов – большие зеленоглазые дети.
А что это за статуя, или пугало, или что это? У него есть голова и тело из рваных тряпок. Даже лицо есть: один глаз – камешек, второй, черный, бутылочная крышка. К подбородку привязана старая веревочная швабра.