Ориноко

— Сухая пора, — подхватил Оронапи, — уже наступила: дождей с каждым днем все меньше, вода в реках спадает — самое удобное время для бандитов. До нас дошли слухи, что акавои на реке Куюни готовятся в поход на наши селения…

— А возможно, они уже вышли? — спросил я.

— Возможно…

Густой лес подступал почти к самым хижинам — до него было не более ста шагов. Обрабатываемые поля жителей Каиивы находились, вероятно, где-то в глубине леса. Насколько же просто врагу при таких обстоятельствах незаметно подобраться к селению и захватить всех врасплох!

— Оронапи, ты выставил часовых? — спросил я.

— Каких часовых?

Он не понимал, зачем выставлять часовых в мирное время, а когда наконец я растолковал трудный для его понимания вопрос, он удивленно пожал плечами и ответил:

— Нет!

— Надо выставить часовых, — посоветовал я.

— Ты думаешь? — пробормотал он, совершенно не убежденный.

И пир продолжался, никаких мер предосторожности так и не было принято.

Слушая рассказ об акавоях, я вспоминал о воинственных племенах ирокезов Северной Америки; можно было назвать акавоев ирокезами юга. При всем этом я просто не мог надивиться легкомыслию наших хозяев. Своей неосмотрительностью они просто сами искушали судьбу и навлекали на себя опасность.

В этот же день состоялось заключение союза .между Оронапи, Манаури и мной: мы торжественно пообещали друг другу взаимную помощь и защиту. В подкрепление союза Оронапи подарил нам две лодки, одну большую, из выжженного ствола, именуемую итауба — по названию дерева, из которого она сделана, и вторую — маленькую, из древесной коры, именуемую ябото, дабы мы при необходимости могли быстро приплыть к нему на помощь. В ответ на это я вручил вождю испанскую шпагу, инкрустированную еще богаче, чем подаренная Екуане. Кроме того, он получил от нас одну из испанских лодок.

Ночь мы провели в Каииве, но для безопасности я распорядился выставить часового, а своим спутникам спать на шхуне. Корабль давно уже стал для нас добрым другом, нашей крепостью, верной опорой и надежным прибежищем.

Проснувшись ночью, я вышел проверить наше охранение. Индеец, назначенный в караул, к сожалению, спал. Спали и все жители Каиивы, лишь псы порой лаяли кое-где среди хижин да лес по обыкновению полон был ночных шумов.

На следующее утро, едва начался прилив и вода в реке стала подниматься, мы двинулись в дальнейший путь, провожаемые добрыми напутствиями гостеприимных варраулов.

МЫ ОБРАЗУЕМ НОВЫЙ РОД

В детстве мать рассказывала мне о древнегреческом герое Одиссее, странствовавшем по морям и океанам, прежде чем вернуться на родину, и такими вот Одиссеями представлялись мне сейчас мои спутники араваки, возвращавшиеся после долгих лет рабства к своим семьям. Их окрыляла радость предстоящего свидания с родными и близкими.

На второй день после отплытия из Каиивы все мы собрались на палубе, чтобы еще раз сообща обсудить наше положение. Я больше помалкивал. Говорил в основном Манаури, тоже озабоченный неопределенностью нашего будущего. Ему нетрудно было убедить людей: тучи, сгущавшиеся на юге со стороны жестокосердых акавоев, грозили обрушиться и на берега Ориноко, на наши селения, лучшим свидетельством чему были не столько предостережения варраулов, сколько само их поведение, их дружеское к нам расположение. Какие же выводы из этого для нас вытекали? Как и прежде, держаться всем вместе, друг за друга. Все мы на шхуне должны считать себя единой семьей, единым родом, связанным братскими узами, тем более что венчала нас общая слава победы над испанцами и широкая молва о непобедимости нашего оружия.

Слова Манаури дошли до сердец; единодушно была одобрена мысль объединиться в единый род, в который, конечно, принять и всех близких родственников, живущих на Итамаке…

— А как мы назовем наш род?

— Род Шхуны! — предложил кто-то.

— Плохо! — покачал головой вождь. — Все роды у нас берут начало от зверей и носят названия зверей!

— Пусть будет род Ягуара! — выкрикнул хромой Арасибо. — Род Ягуара — хорошо!

— И это не годится, — возразил Манаури. — Род Ягуара уже есть. Во главе его Конесо, верховный вождь…

— Я знаю! — вскочил Арнак. — Назовем наш род родом Белого Ягуара!

— О-ей, правильно! — с восторгом хлопнул в ладоши Арасибо.

Индейцы тут же обратили вопросительные взоры на меня — видимо, прозвище Белый Ягуар прочно связывалось теперь с моей персоной. Я не стал противиться. Пусть называют род как хотят, лишь бы это пошло на пользу его членам и всему племени.

— Пойдет на пользу! — снова выкрикнул Арасибо.

Его энтузиазм разделили и другие, ибо, как и Манаури, не ведали, что ждет их на берегах Итамаки, а единение нашей группы здесь было очевидным, искренним и сулило прочность.

Но был на корабле и некто, хмуривший брови и смотревший на все это косо, — Фуюди. На паруснике он находился всего несколько дней и, конечно, не мог принадлежать к нашему роду. И вот теперь в выражениях довольно резких, чуть ли не угрожающих, он стал убеждать, что создание нами нового рода может подорвать освященные веками устои, мир и единство племени.