Она сжала инструмент в руках и, закрыв глаза, несколько раз сделала глубокий вдох, чтобы выровнять сбившееся дыхание. Затем плавным движением приложила флейту к губам, и ее руки больше не дрожали. Мелодия снова ладным ручьем полилась со скалы. Орел замер и закрыл глаза, он слушал музыку до того внимательно, ловя каждую ноту, каждый легкий звук, что и не заметил, как песня достигла своего завершения. Ему все еще слышались отголоски растворившейся песни в тишине.
Крылатый сейчас напоминал статую, высеченную из мрамора. Точно ли он живой, а не часть архитектурного строения? Нава невольно коснулась бурых перьев, но Орел тут же дернулся и открыл глаза.
— Знаешь, Дей, ты всегда был где-то очень далеко. Даже когда был рядом со мной, — она сидела рядом, погруженная в воспоминания. И ее голос звучал так же мелодично, как и песня, издаваемая флейтой. — Ты раскрывал передо мной свое сердце, а я была еще слишком мала, чтобы понять тебя, — ее взгляд помрачнел. — Я часто думаю, что если бы я смогла поддержать тебя, смогла найти нужные слова и подарить тебе новую цель… Может, тогда все сложилось бы по-другому.
Нава подняла взгляд, переполненный стольких разнообразных чувств, которые Орел никогда не видел ни в чьих глазах. Ему было сложно понять, о чем она говорит и почему видит в нем Дея, но еще больше его изумляло то, что она смогла увидеть в нем человека.
Нава снова обратилась к Орлу, и в ее словах зеркально отразились его собственные мысли.
— Если бы я могла поговорить с тобой сейчас… Что бы ты сказал мне? Смогла бы я понять тебя?
Не успел Орел принять какое-либо решение, как Нава вдруг приблизилась к нему и порывисто обняла, зарываясь носом в черно-бурые перья. Орел пахнет лесом… и небом.
«Неужели совсем не боишься?» — пронеслось в мыслях. Его клюв почти касался незащищенной кожи. Люди слабы. Она и не подозревает, насколько беспомощна сейчас. Ничего не стоит разломить ее кости, она и вдохнуть не успеет. Крылатый почти чувствовал сладковатый привкус крови. Но не спешил. Ведь и частое сердцебиение он тоже почувствовал, и тепло. Такому слабому человеку не под силу согреть его, но все же по какой-то неведомой причине Орлу впервые было так тепло.
— Я скучаю по тебе, Дей. Может быть однажды ты вернешься ко мне?
Она вдруг отстранилась и отступила на несколько шагов назад.
— Теперь улетай. Лети туда, где сможешь быть свободным. И ни о чем не думай.
Сначала приближается непозволительно близко, а потом внезапно отталкивает и гонит прочь? О чем она только думает?
И Орел улетел. Резкой стрелой взметнулся в небо и последовал вслед за клонящимся к горам солнцу. Широко расправив крылья, он парил, нависая над землей, и каждым пером чувствовал сердцебиение позвоночных животных и всех, кто только касался поверхности земли. Под его крыльями трухлявые дома сменялись витиеватыми лестницами и высокими башнями. Люди так наивно тянутся к небу, но никогда им не постичь его истинного величия. Они и не подозревают о смертельной опасности, что нависает прямо над головой.
Даже с такой великой высоты острый орлиный глаз заметил лисицу, подстерегающую добычу. Никогда она не волновалась о том, что может стать добычей для кого-то еще. Стремительно снижаясь, Орел вытянул лапы вперед и молниеносным рывком схватил жертву, оглушая ее ударом клюва. Она и оглянуться не успела, как оказалась в железных тисках. Когти рвали шерсть, оставляя смертельные раны, а клюв вонзался в свежую плоть и каждым движением все больше раздирал тело лисицы, приближая мгновение смерти. Животное упиралось, корчилось, рычало из последних сил. Всегда они так. Сопротивляются до последней секунды.
Что-то приглушенно хрустнуло, и шея лисицы оказалась сломана. Лиса обмякла и больше не сопротивлялась. Черные перья все сильнее окрашивались в красный. Вязкая кровь, смешавшись со слюной, стекала с заостренного клюва, и кости Крылатого крепли с каждым проглоченным куском, а кровь скорее циркулировала по венам.
Орел пожирал все больше и больше. Он клевал сердца матерей и детенышей животного мира, но никак не мог насытиться. Каждый раз стискивая в когтях новую жертву, еще чувствуя частое сердцебиение и ощущая горячую кровь, сочащуюся из открытых ран, — ему виделось лицо Навы. Снова и снова.
Сколько бы ни отнимал жизней, сотни жертв не могли наделить его крылья той же силой, что дарила всего одна нота из песни Навы. Почему он не может выбросить ее из головы? Или эта музыка околдовала его? И все же, единожды услышав, крылатый зверь уже не мог выбросить ее из головы. Во что бы то ни стало, ему было необходимо услышать ее еще раз. Хотя бы раз.
Орел бросился в скитания по миру, облетел сотни деревень и десятки замков, но никак не мог ее отыскать. А ведь ему никогда не стоило труда отыскать мелкого зайца, что уж говорить о человеке? Крылатый прислушивался, но не мог различить ничего кроме завывания ветра, мирного шороха листвы или уханья совы вдалеке.
«Что-то Нава совсем не играет…» — поймал он чей-то голос.
«Может, оно и к лучшему», — ответил кто-то другой.