Орёл умирает на лету

Несколько часов плыли, ожидая, что вот-вот плот разобьется. Однако к вечеру доплыли до Каргино. Не каждый лоцман решится в такую погоду бросить якорь, но «лесной профессор» знал свое дело. Плот прикрепили к берегу канатами, и все сошли на берег.

Ночевали под крышей сарая. Спали, тесно прижавшись друг к другу. На рассвете, продрогшие, поднялись, разожгли костер, напились чаю.

К концу третьего дня показался город на горе. Его освещало красное закатное солнце, на светлом фоне неба вырисовывались большие корпуса и высокие заводские трубы.

Вошли в Белую. Плот тихо качался на волнах широкой реки. На берегу внезапно заиграл оркестр.

Строй колонистов торжественно встречал плотовщиков. Над головами алели знамена, многие махали платками.

«5 июня 1942 года.

Фашисты расползлись по России, как саранча.

Где же остановка? Кто им преграда?»

«12 июля 1942 года.

Петр Филиппович прислал письмо из госпиталя. Ранение получил в правое плечо. Потому-то буквы такие крупные и кривые. Даже не верится, что он написал...»

«28 августа 1942 года.

На кухне работает судомойкой новенькая, рыжая и круглолицая. Странный она человек, готова перецеловаться со всеми парнями.

Я так думаю, поцелуй — не простое же приложение губ к губам. За этим порывом должно стоять какое-то чувство. Лучше, когда большое чувство. И глубокое.

Поцелуй рыжей, по-моему, одной медной копейки не стоит.

А вот Гузель другое дело. При ней, прекрасной и волшебной, даже думать боишься о поцелуе, который, пожалуй, стоит целый миллион... Вот какая разница, братцы...»

Габдурахманов и Матросов с трепещущими сердцами направились в военкомат. По осенней слякоти, по размытой дороге они добрались до вершины холма, с которого открывался вид на большой город. Юноши спустились по крутым переулкам старого города, прошли мост через Сутолку, вышли на широкую улицу имени Октябрьской революции.

Мечта несла их на крыльях, они не чувствовали земли под ногами. Рашит без причины смеялся. Саша улыбался всем встречным. Идя по улицам города, он новыми глазами рассматривал их. Если проезжала машина, Саша старался узнать ее марку, а если попадался военный, то старался определить его звание, род войск... Саша торопился стать солдатом...

Навстречу попался седой командир, он шел медленно, опираясь на трость. Саша даже остановился, чтобы разглядеть ордена, знаки ранения.

— Здорово! Пять орденов! — восторженно воскликнул он наконец. — Вот повезло...

— Тоже сказал — «повезло», человек ранен, разве не видишь? — возразил Рашит.

Однако Саша настойчиво продолжал:

— Ну что ж, что ранен? Вылечится, опять вернется на фронт. А важно, сколько человек успел совершить...

Кировский райвоенкомат помещался в нижнем этаже большого каменного дома, у трамвайного кольца. Их принял сухощавый, высокий помощник военкома. Узнав, зачем они пришли, он сказал:

— Прекрасно, идите в пятую комнату, к председателю комиссии.

— Есть пройти к председателю комиссии, — дружно ответили ребята.

С бьющимся сердцем они открыли обитую клеенкой дверь, осторожно перешагнули порог. Толстый человек с большими усами поднял голову, посмотрел усталыми глазами на вошедших.

— Мы на комиссию, — нерешительно сказал Матросов.

— Из колонии,— добавил робко Рашит.

— Фамилии? — спросил председатель комиссии.

— Матросов, Александр Матвеевич.

— Габдурахманов, Рашит Хаирович.

Председатель заглянул в списки и, подняв голову, произнес:

— Вам надо будет пройти медицинскую комиссию, а потом зайти еще раз ко мне.

В комнате, в которой принимали врачи, было полно народу. Несмотря на холод, люди раздевались догола. Настала очередь и нашим друзьям. Матросов встал перед маленьким, в роговых очках, врачом. Тот долго вертел Сашу, внимательно прослушал, рассматривал с ног до головы, потом сделал какие-то пометки в анкете и велел одеваться. Матросов не успел прочитать написанного и с тревогой спросил:

— Товарищ доктор, я просился в морской флот.

Врач взглянул, сощурив острые глаза, и сухо ответил:

— Да, именно угодил в морской флот... только в швейцарский.

Саша растерянно глядел на врача. Он ничего не понял: почему в швейцарский? Он хочет только в русский, в советский... Он так и сказал врачу:

— Товарищ доктор, я не хочу в другой флот. Почему вы меня посылаете в швейцарский?

Врач громко и раскатисто засмеялся:

— Только потому, мой милый, что Швейцария не имеет моря! — И, сделав серьезное лицо, добавил: — Не хватает двух сантиметров в объеме грудной клетки до нормы.

Это решило судьбу Матросова. Сколько он ни просил председателя комиссии направить во флот, тот категорически отказался, даже рассердился:

— Вы, что же, хотите, чтобы я нарушил инструкцию, только бы угодить вам? Наживите два сантиметра — тогда другое дело!

Друзей направили в пехотное училище...

...Настал канун отъезда.

— Пусть парни покажут себя перед отъездом, — предложил Сулейманов, заменивший уехавшего на фронт Бурнашева.

И ребята показали себя. Накануне отъезда на фронт устроили прощальный вечер. Ставили пьесу «Бронепоезд 14-69» Всеволода Иванова.