Олимпиада исполнила все советы Зарры, и дальше происходило так, как и должно быть. Она готовилась к приходу мужа, превращая спальню во вместилище любви, в котором Эрот есть основной бог. Подбирала нужные настроению цвета: красный и пурпурный – для возбуждения, темно-синий – для расслабления и придания силы. Кровать разгораживала занавесями, матрац велела набить высушенной морской травой, возбуждающей запахами. Раскидала на постели, подушках и подушечках лепестки роз, и на коврики тоже; бронзовые зеркала и светильники расставила так искусно, что они создали настроение, пробуждая в душе восторги. По углам расставила блюда со свежими фруктами, печеным тестом, разложила благовония и цветы…
Проверка обустроенного таким образом любовного гнёздышка последовала сразу после возвращения Филиппа из неудачного похода в Иллирию. Раздражённый и усталый, он заглянул, из вежливости, к Олимпиаде, да так и не вышел оттуда скоро. Прислуга и советники во дворце, знавшие о натянутых отношениях между супругами, немало тому удивились, когда царь не объявился и на другой день, и на третий – словно не было у них до этого первой супружеской ночи. И после возвращения к своим обыденным делам царь часто посещал Олимпиаду, теша её самолюбие, а он действительно каждый раз находил жену привлекательней, чем прежде. Когда же царь засобирался в новый поход, супруги не расставались три дня, чем весьма расстроили военачальников. А она все дни нежно массировала уставшее от любви тело мужа, втирая масло сандалового дерева на лоб, шею и грудь, низ живота, плечи и бедра, ладони и ступни. Филипп обретал новые силы, усталость исчезала, и он с ещё большим усердием овладевал её телом, вёл себя настойчиво, как весенний олень…
Олимпиада научилась управлять чувствами, исходящими от обоих, с тем, чтобы умело направлять их любовную лодку по бешеным струям реки Эрот… И если Филипп становился равнодушным к её телу, она искусной игрой пальцев умело раздувала пламя его желаний, превращая любовную игру в восхитительную охоту за удовольствиями для обоих… Тесные объятия вновь и вновь возрождали желания любить, тела наполнялись неистовыми страстями…
В такие мгновения Олимпиада ощущала себя самой счастливой женщиной, богиней Афродитой, к святилищу которой устремляется восторженный паломник, чтобы каждый раз найти там для себя нечто новое, необычное. И это состояние казалось Олимпиаде вечным…
После проведённых супругами ночей Олимпиада ходила по дворцу с гордо поднятой головой, показывая окружению, что по праву занимает место царицы. Но были и такие встречи, когда Филипп нередко под утро вваливался пьяный в её спальню без предупреждения – такое случалось после пирушек. Без промедления овладевал ею, как дикий кабан в лесу, и сразу затихал, затем громко храпел, широко открыв дурно пахнущий рот. В такие ночи Олимпиаде случалось терпеть сильную обиду. Пересиливая чувство омерзения, она терпела и надеялась, что это произошло случайно и в последний раз. Поступи она по-другому, ещё неизвестно, чем всё может закончиться. Но вскоре и такие посещения Филиппа прекратились…
Олимпиада не собиралась признаваться в поражении. В Эпире, когда она была ещё девочкой, придворный жрец, заметив у неё тягу к мистике, познакомил её с чародейством, способным внушить свою волю другому человеку, повлиять на состояние его души. Миртала запомнила несколько обрядов, наговоров и приворотов, научилась подбирать особые травы, настои которых могут привлечь мужчину к женщине. Она изучила свойства ядовитых растений и заодно составление противоядий к ним. Зачем? Миртала запомнила слова жреца: «В жизни тебе всё может понадобиться». Убедившись в том, что Филипп в очередной раз увлёкся другой женщиной, она стала думать, какие тайные знания применить.
Глубокой ночью, когда гвардейцы дворцовой охраны задремали, Олимпиада вышла в сад, расставила треугольником три бронзовых светильника, зажгла, а посередине положила золотую пряжку от пояса Филиппа. Он когда-то оставил её в спальне. Как учил жрец, она начала пристально смотреть на пряжку, затем произнесла:
– Филипп, ты теперь мой!
Опять смотрела, долго, словно пыталась найти в ней что-то особенное, только ей понятное. Время проходило напряжённо, царица почувствовала, как сознание её уплывает… И она вдруг увидела себя высоко в небе странного тёмно-фиолетового цвета, заметила круг на небе, а в круге стрелу, направленную вверх. Произнесла с придыханием, делая паузы: