Каспар застыл на месте, разглядывая свой кабинет и пытаясь решить, что делать дальше. Он никак не мог добраться до счетов Барда и подменить их. Этот старый хрыч вел безупречные записи. Когда лорд Орион обнаружит его обман, даже если Каспар сумеет переложить вину на кого-то другого, Орион все равно обвинит его в том, что он не осмотрел мебель, и тогда обнаружится разница в расходах. Это мог сделать только Каспар.
Поняв, что все это обернется против него, Каспар от страха вспотел. Ему нужно уничтожить улики своих преступлений, нужно время, чтобы скрыться до того, как их обнаружат. Он лихорадочно оглядывал комнату. Ему нужно было отвлечься.
Подойдя к потайному отделению в стене, он быстро открыл его и вытащил тяжелый мешок кредитов, которые ему удалось раздобыть за последние пять лет. Сунув его в другой мешок, он бросил его возле двери, затем повернулся и начал опустошать свои папки, складывая все в центре стола. Выхватив из огня пылающую палку, он бросил ее на кучу бумаг на столе. У двери он схватил мешок с кредитами и подождал достаточно долго, чтобы убедиться, что бумаги загорелись, затем вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
* * *
— Вон туда, Джаэль, — Исида указала на место перед камином, где она хотела бы поставить диван. В конце концов они разобрали почти всю первую комнату ее покоев, и теперь они с Вали стояли в холе, наблюдая за тем, как расставляют предметы мебели. Диван ее отца должен был занять центральное место в общей зале Ориона. Увидев его там, Исида почувствовала, как ее глаза наполнились слезами. Она не могла поверить, что ей потребовалось так много времени, чтобы понять, что это было то место, где он всегда должен был быть, точно так же, как она должна была жить в покоях Ориона.
— Кажется, он был специально изготовлен для этого места, мама, — Вали подошел к ней сзади и нежно положил руку ей на плечо.
— Да, — прошептала она. — Для него было бы большой честью знать, что его работами будут пользоваться не только воины Дома Ригель, но и мои потомки.
— Мы будем относиться к этому дивану с уважением, которого тот заслуживает.
Исида улыбнулась в ответ.
— Вы будете пользоваться им так, для чего он был изготовлен — как удобное место для отдыха, и когда он перестанет быть полезен, его заменит другой.
— Есть определенные вещи, которые никогда ничем не заменить, — мягко сказал ей Вали.
— Это правда, но это относится к людям, Вали, а не к вещам.
— Моя леди, — Джаэль подошел к ней. — А где бы вы хотели расставить оставшуюся мебель?
Остаток дня, казалось, пролетел незаметно, когда общая зала Дома Ригеля превратилась в место, где каждый воин хотел бы отдохнуть. Оглядев комнату, Вали не поверил своим глазам. Только вчера, проходя через этот зал, он не хотел останавливаться, предпочитая свои собственные покои. Теперь, он понял, что хотел бы провести здесь время. Холодный каменный пол устилали толстые ковры, свет струился сквозь чистые окна, а само помещение было согрето теплом, которое не имело ничего общего с горящим в камине огнем. Оно шло от ощущения заботы, и Вали подумал, что его мать расставила мебель так, как будто знала, чего хотелось бы каждому мужчине после тяжелого дня обучения. Он никогда не думал, что «женская рука» может иметь такое значение.
— Джаэль, я знаю, что уже поздно, но в моей комнате есть кое-что, что я хотела бы перенести. Это стул и стол.
— Конечно, моя госпожа, — ответила Джаэль. — А где бы вы хотели их разместить?
— Мама… — Вали понял, что она имеет в виду мебель, стоящую у окна, изготовленную на заказ ее отцом. — Они должны остаться у тебя.
Проигнорировав его, Исида продолжала беседу с Джаэлем.
— Задайте лучше этот вопрос Вали, когда будете вести их в его покои.
— Что? — Вали потрясенно посмотрел на мать. Зачем ей дарить ему вещи, которые ей так дороги?
— Из всех моих отпрысков, Вали, — Исида ласково посмотрела на него, — ты больше всего похож на моего манно. У тебя сердце воина и душа Богини. Это дар, а не слабость, как думают некоторые, потому что это позволяет тебе видеть то, что упускают другие. Ты по достоинству можешь оценить то, что создал мой манно, а когда у тебя появится свое потомство, однажды ты сядешь и поведаешь им о манно твоей матери.
— Ты оказываешь мне честь, мама! — голос Вали дрожал от волнения, когда он скрестил руки на груди и низко поклонился ей, демонстрируя величайшее уважение, которое торнианский мужчина может испытывать к женщине, с которой он не был связан.
— Для меня всегда было честью, Вали, иметь потомство — тебя и твоих братьев. Это была одна из причин, по которой Богиня создала меня.
— А другая? — спросил Вали, видя улыбку матери.
— Любить твоего манно, конечно. Он — моя судьба.
* * *
— Яго, когда мы вернемся в замок, я хочу, чтобы ты собрал дюжину воинов. Самых преданных тебе самцов.
Слова Ориона застали Яго врасплох, когда они шагали обратно к замку.
— Милорд? — спросил он.