Оркестр

Один большой налим накормил восемь человек. Мы зажарили его над костром и, несмотря на отсутствие гарнира и приправ, эта была самая вкусная рыба, которую я когда-либо ел.

После еды все немного сомлели, вставать и идти куда-либо совсем не было желания.

− Пора, − решил Олег. – Иначе не успеем до темноты выйти к заимке.

Прежде чем тронуться дальше, мы все-таки искупались в холодной реке, смывая грязь, пот и охлаждая зудящую от укусов кожу.

Теперь мы шли вдоль речки, благодаря чему больше не испытывали жажды.

− Смотрите! − неожиданно замерла Светлана.

В ее возгласе страх перемешивался с восторгом.

Слева, в непосредственной близости от нас, простирался горный рельеф. И на одном из уступов застыло животное. Снежный барс. Хищник смотрел прямо на нас и стоял совсем неподвижно. Мы тоже не двигались. Никогда не предполагал, что окажусь вот в такой непосредственной близости к дикой природе, да еще и увижу животное, которое мало кому показывается.

− Он изображает из себя невидимку, − догадалась Катя. – Застыл в одной позе, надеясь на свой природный камуфляж.

Первый раз с момента катастрофы на наших лицах появились улыбки. Я просто не мог упустить такого и потянулся за телефоном. Сделал несколько снимков барса. Животное догадалось, что его рассекретили. Ирбис широко зевнул, развернулся и стал легко взбираться выше на гору, демонстрируя нам шикарный толстый, пушистый и длинный хвост.

− Невероятно, − озвучил общее потрясение Тимофей.

И, следуя своей дорогой, мы еще долго находились под очарованием этой картины - застывшего в горах снежного барса.

К семи вечера заимка еще не обнаружилась. Плечи, руки, ноги - болело и ныло все. Спасительная мазь закончилась, и мошкара принялась атаковать ничем незащищенные лица. Наш вкусный обед уже переварился, организм настойчиво требовал еды.

− Олег, начинает холодать и темнеть. Может стоит присмотреть ночлег? – задал вопрос Михаил.

Олег нервничал, я хорошо ощущал его напряжение. Конечно, он понимал, что взял на себя колоссальную ответственность, пообещав вывести нас. Но я верил в него. Ударник группы «Оркестр» слов на ветер не бросал.

− Пройдем еще немного. Высматривайте поваленные деревья и ели. Ствол дерева защитит нас от ветра, а еловыми ветками можно будет укрыться.

Поваленных деревьев не попадалось, зато мы все-таки вышли прямиком к заимке. Не удержавшись, все радостно заулюлюкали. Морщинки на лбу Олега разгладились. Он выбрал верное направление и, думаю, гордился, что не подвел.

Заимка представляла собой деревянную бревенчатую избу с печкой. Два окошка забиты пленкой.

− В тайге всегда так поступают, − пояснил Олег. – В окна медведь может залезть, пораниться об стекло. А пленку заменить намного проще.

В небольшом домике нашлась посуда, несколько пачек макарон и банок с тушенкой.

− Не могу поверить, − счастливо улыбнулся Михаил. – Олег, ты знал, что тут будет еда?

− Предполагал. В тайге есть негласные правила, оставлять дрова и еду для тех, кто придет сюда после.

− В «Экологическом лагере» вас сюда приводили?

− Да, как раз Степан Николаевич, к которому мы направляемся, показывал нам именно эту заимку.

Вплотную к избе прилегал сарайчик. Там обнаружился рулон запасной пленки, топор, пила и целая поленница дров. Мы с Кириллом аккуратно уложили носилки с Савелием в этом сарайчике, понадеявшись, что холодная ночь не даст проявиться трупному запаху.

От растопленной печки в избе быстро становилось тепло, а от сытой еды по телу разливалось настоящее блаженство.

Перед сном я спустился к речке и стал невольным свидетелем разговора между девушками. В сумерках они не заметили меня.

− Света, ты говорила у тебя грудной ребенок. Как же он без тебя?

− С сыном моя мама. Я сцеживаю молоко. А если не хватает, бабушка дает ему молочную смесь.

− Но зачем же ты оставляешь малыша?

− Нам с Мишей очень нужны деньги, чтобы внести первоначальный взнос на свою квартиру. Вот я и выхожу в рейсы, но только частные. За них платят сразу, и я могу сама решать соглашаться лететь или нет. За этот рейс нам должны были хорошо заплатить.

− Ясно.

− Катя, как ты держишься?

− Ужасно. Действие мази прошло и мои ожоги на ногах горят, а при соприкосновении с брюками боль усиливается. На моих ладонях такие волдыри, что я едва могу держать ложку в руках. Один глаз заплыл от укуса гнусной мошки. Но все это ничто, по сравнению с болью душевной. Понимаешь?

− Я очень сочувствую твоей потере. Это ужасно, потерять близкого человека. Но мне кажется…, прости, кажется, вы зря не оставили его там, у самолета.

− Не зря. Родители должны попрощаться с ним. И знаешь, Светлан, я двигаюсь только потому, что ощущаю рядом присутствие Савелия. Если бы парни оставили его там, я бы тоже осталась.

− Понимаю. Сколько тебе лет, Катя?

− Двадцать шесть.

− И ты ни с кем не встречаешься из этих крутых рокеров?

− Крутые рокеры воспринимают меня как старшую сестру их друга. И никак иначе.

− Но тебе кто-то нравится из них?

− Раньше Рома нравился. Но как-то переболела. К тому же, у него девушка постоянная есть. Стерва ужасная. И истеричка.

− Но он ее любит?