— Тогда приступим. Я, как человек, специализирующийся на детективах, по просьбе моего друга Генри, — произнес Генри, так многозначительно вскинув брови, что более добросовестный страж закона, чем раздолбай Шерлок Мортимер, его тут же взял бы под стражу, — расследую смерть сэра Чарльза Баскервиля. И в связи с этим меня интересует, думаю, это находится в компетенции Шерлока, кто из местных жителей неблагонадежен в глазах полиции?
— Ну… у нас криминальная обстановка достаточно благополучная, — неуверенно начал инспектор Мортимер, деликатно попыхивая трубкой. — Каторжники из тюрьмы сбегают редко, вообще людей мало, и все про всех все знают. Даже вервольфы и те существуют вполне легально, и за спасение их душ прихожане молятся поименно.
— Да, я считаю, что это необходимо, — скромно заметил преподобный Мортимер, держа руки так, чтобы жилы на них не вздувались.
— У нас имеется всего один записной дебошир, Билли-дурачок, человек пришлый, тоже вервольф, бывший боксер, спарринг-партнер покойного сэра Чарльза. В ночь, когда произошло печальное событие, он дебоширил в «Бедном песике», и это подтверждаю я лично, поскольку мы с ним все время были вместе. Затем Хью Лайонс, художник, сын… якобы… местного лесника.
— Якобы? — спросил я.
— Якобы, — подтвердил преподобный Мортимер, поджав губы.
— Сэр Чарльз постарался, еще до отъезда, — объяснил инспектор Мортимер. — Все знают.
— А этот Лайонс что? Не дебошир, нет? — вскинулся Генри, наморщив нос и задрав верхнюю губу.
— Он художник, который решительно отбрасывает все новое и с цинизмом молодого варвара презирает последние тенденции. Среди его работ попадаются картины Рембрандта, Веласкеса, Дюрера и прочих выдающихся насельников Лувра. Продавая их, он не всегда ставил покупателей в известность, что прямо причастен к созданию этих полотен, склонный сильно приуменьшать свою роль с целью наживы. Несколько раз были неприятности.
— Он еще и скульптор, — вставил архитектор Мортимер, — как-то раз недобро подшутил надо мной, подкинув на место раскопок фальшивые артефакты. Ученый чувствует себя в подобной ситуации очень глупо, ведь приходится приглашать экспертов и потом их выслушивать. Хотя надо сказать, после всей этой экзекуции он нашел мне покупателя, который своей личностью снимал угрызения совести, потому что подобной персоне совершенно наплевать, артефакты это или артегипотезы. И я неплохо заработал, но часть пришлось отдать Лайонсу.
— Боюсь, что это вообще человек недобрый, — сурово заметил преподобный Мортимер, — он никогда не исповедуется, но могу себе представить, что бы он запел на исповеди…
— Хорошо, а мог он, к примеру, так подшутить над сэром Чарльзом, чтобы тот умер?
— Здесь встает вопрос о том, каким образом умер сэр Чарльз, — глубокомысленно произнес доктор Мортимер. — Лично мне причины его смерти непонятны.
— Вот те здрасьте! — возмутился инспектор Мортимер, — а кто проводил медэкспертизу и установил, что смерть наступила от внезапной остановки сердца, и, как лечащий врач, подтвердил, что покойный страдал пороком сердца?!
— А что значит эта «внезапная остановка сердца»? Ты можешь это сказать? Остановилась машина, и механик заявил, что она сломалась в результате внезапной остановки мотора. Да, машина была старая, да мотор был хреновый, но это еще не причина поломки, а только, так сказать, ее атмосфера. Или ежик, который забыл, как дышать, и умер. Смерть наступила в результате внезапной остановки дыхания, это нам ясно, но если мы не знаем, что причина коренится в мозговых импульсах, которые перестали поступать, поскольку нарушился рефлекторный алгоритм, то…
— Опять ты за свое, Грегори, — проворчал инспектор Мортимер, свирепо грызя кончик своей трубки.
— Если ты, — повысил голос доктор Мортимер, явно продолжая бесконечный домашний спор, — видишь труп, у которого из спины торчит здоровенный топор, ты же не считаешь, что картина преступления ясна: жертва убита топором, и все. Ты, наверно, захочешь найти того, кто этот топор всадил, и выяснить, почему он это сделал, и при каких обстоятельствах.
— Да уж, конечно! — воскликнул инспектор Мортимер, подскочив, как фокстерьер на сковородке.
— И я тоже хочу знать, что и почему вызвало смерть сэра Чарльза, и я этого пока еще не знаю.
— Его могло что-нибудь напугать…
— Сэра Чарльза? Да что именно?
— Действительно, — вмешался Генри, — чего мог испугаться дядюшка… Генри?
— Не знаю, — с чувством сказал доктор Мортимер, — вообще-то его испугать было трудно, у него была притуплена чувствительность нервов. Легче вообразить себе вспугнутого носорога!
— Он два месяца ходил к одной женщине в деревне, отлично зная, что она вервольф, — обратился к местным сплетням археолог Мортимер. — И хвастался, что имел с ней контакт в обеих ипостасях. А еще он ходил на медведя с рогатиной…
— …не подумайте чего худого, — с постной миной вставил преподобный Мортимер.