Орхидеи еще не зацвели

— Ага, ясно. А с этим что делать? — спросил обладатель сапог, указав на меня.

— Ничего, отнесите его на место.

— А память вырубить?

— Не надо, пусть, если сумеет, возьмет свое золото. Он может нам понадобиться позже, тем более, там действительно, по нашим данным, есть эта собака, семейное проклятие, и что нам тогда, оставаться без курьера? Парень в родстве с Вильгельмом-Завоевателем, а те — с вонючим Цепешем. Если бы он попал к нам тогда…

— Да он, похоже, идиот конченный.

— Не наделяй его собственными чертами, сын мой, — достойно ответил дедулька. — Давайте, ведите его к ручке.

Меня подвели и так недвусмысленно с двух сторон надавили на плечи, так что я волей-неволей рухнул на колени. Спорить с этим пожилым и бесспорно влиятельным джентльменом я не хотел, хоть и подозревал, что, может быть, целовать его ручку опасно для христианской души. Честно говоря, я предпочел бы поцеловать ручку миссис Бэрримор, хотя это не менее опасно для души, зато более приятно для тела, но так как выбора не было, я приложился к тому, что есть.

— Может быть, все-таки взять с него слово, чтоб не болтал? — продолжил делиться сомнениями обладатель сапог, натура, по всей видимости, грубая, неразвитая и взыскующая идеала.

— Нет, не нужно. Чем больше он будет рассказывать, тем скорей его изолируют от тех, кто станет слушать. Так что не стесняйся, сын мой, — обратился он уже ко мне. — Держи душу нараспашку, носи нутром наружу и без колебаний поверяй ее первому встречному. Кто-нибудь да оценит.

— Как скажете-с, — обалдело ответил я и почувствовал, что меня взяли под руки и со свистом куда-то несут.

А очнулся уже в кровати. Надо мной склонялось лицо Генри. И хотя оно было очень участливым, я решил, что, все-таки, прежде всего оно наглое. Вот же иезуит какой, нарочно поставил меня вместо себя, втравил меня в свои шашни, и теперь неизвестно, чем это закончится. Он, понимаете, только приехал, а я уже по уши в местной специфике, но при этом так и не знаю ни кто убил сэра Чарльза, ни где находится Орландина, ни даже что такое сепульки, вот что особенно обидно. Вонючий Цепеш, вот именно. «Хорошо же, дружище, сейчас я тебе покажу», — мстительно решил я и тихим, слабым голосом пролепетал:

— Я должен сообщить тебе три вещи.

— О, ты очнулся! — радостно воскликнул Генри, — а то я уже…

— Первое, я Баскервиль, а ты вонючий Цепеш; второе, твой дядюшка сколотил состояние вовсе не торговлей; третье, чтобы получить денежки, тебе придется работать курьером. Все.

И облегчив душу, я вышел из эфира.

— А, еще бредишь… — ласково произнес Генри.

Глава 19

Оказалось, что на концерте из задних рядов кто-то все-таки швырнул картофелину, и она угодила мне по затылку. Я пал, как Родосский колосс под серпом или заяц под косой, не помню, и меня отвезли в Баскервиль-Холл, где я вел себя смирно и вроде бы никаких неосторожных слов не произносил. Тем более что Генри, опасаясь этого, находился возле меня неотлучно, и его трогательная забота произвела на всех благоприятное впечатление.

Когда Баскервиль понял, что я уже не склонен бредить и без усилий могу держаться вертикально, глядя с умным видом, он предложил мне позвать в гости Мортимеров и обсудить ситуацию. Я, на правах хозяина, отдал распоряжение позаботиться о выпивке, после чего Бэрримор сообщил, что поскольку господа Мортимеры были дружны с сэром Чарльзом, который при всем своем богатстве не был жаден, виски закупалось оптовыми партиями (да так оно и дешевле). Его запасы в данный момент достаточно велики, и это проверено опытом, чтобы выдержать их осаду в течение вечера и даже, наверное, целых суток.

Мортимеры прибыли на двух велосипедах-тандемах. На одном, вырвавшемся несколько вперед, ехали Шерлок и Грегори Мортимеры, а на другом, приотставшем — Питер и Юджин Мортимеры. Предвкушая нерядовое зрелище, мы с Генри караулили их из окна башни, откуда открывался самый лучший вид на дорогу, и поэтому могли наблюдать за тем, как они, словно гигантская двухсерийная многоножка, дружно работают голеностопными суставами, мятежно вздымая пыль, а перед булыжным участком пути предупредительно спешиваются.

Прибыв, доктор Мортимер бегло осмотрел меня и констатировал, что никаких признаков сотрясения мозга у меня нет, и объясняется это, скорее всего, отсутствием оного, поскольку картофелина, найденная возле моего поверженного тела, была весьма внушительной, а череп у меня того-с, некрепкий. То есть немножко виски мне не повредит, а вот разговаривать лучше не надо, и это правило распространяется на всю мою последующую жизнь.

— Господа, — обратился к гостям Генри, — для удобства беседы и в интересах следствия, прошу называть меня Берти, а его Генри, и никак иначе.

«Конечно, конечно, — загалдели Мортимеры, переглядываясь. — Это в наших общих интересах».