Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник)

Единственный раз она на меня обиделась, когда поделилась, что взахлеб прочитала набоковское «Приглашение на казнь».

Говорит, проглотила за две ночи и теперь уже третий день ходит «как прибитая».

– Везет, – говорю, – я Набокова вообще взахлеб читать не могу. Прочитаю два абзаца – и бегаю по квартире, пытаясь понять, как он это делает…

– Что, – спрашивает, – Набокова так надо читать? А так, как я, нельзя? Плохо? Или дурной тон?

– Каждому свое, – отвечаю.

Неделю со мной не разговаривала. Пока я ей не принес давно обещанное «Белое отребье» своего любимого Джона Кинга.

На чем и помирились…

При этом друзьями мы с ней так и не стали.

Бог его знает, почему.

Так сложилось.

А вот с Машкой они через некоторое время стали очень близки.

И я ей, кстати, очень признателен за то, что моя жена иногда смотрит на меня совершенно другими глазами.

Глазами Крис.

В такие моменты я даже начинаю верить, что у нас еще далеко не все потеряно…

…Но об этом – как-нибудь в следующий раз.

Не сейчас.

А потом – она куда-то пропала.

Так же неожиданно, как появилась.

Квартира на Новослободской оказалась пуста, мобильный телефон выдавал: «Абонент временно заблокирован».

Оголодавшего и слегка даже одичавшего скотчтерьера взял к себе домой Лысый.

Мы ее сначала искали.

Пытались звонить по редакциям, рокерам, в Питер, расспрашивать общих знакомых.

Все бесполезно.

Пропал человек, как в воду канул.

Только фотографии остались.

Одна у меня до сих пор в кабинете висит.

Мы с Русланычем стоим, смеемся, а у нас на плечах висит Крис.

И тоже хохочет.

Машка снимала.

Очень удачно получилось…

А больше – ничего…

Потом, месяца через два, вечером, когда я сидел за компьютером, Машка неожиданно зашла ко мне в кабинет и положила передо мной какую-то брошюру. И – ушла к себе в комнату.

Смотрю на обложку – «Цветочный гороскоп».

Ни фига себе, думаю, к чему бы это?

Гляжу – а там закладка.

Открываю.

Отчеркнутая главка называется «Орхидеи».

И начинается словами: «Эти цветы в нашем климате не живут»…

Прочитал.

Только эту строчку, дальше – неинтересно…

Докурил, пошел к жене.

Она сидит – прямая, как палку проглотила.

И смотрит куда-то поверх моей головы совершенно пустыми и совершенно сухими глазами.

Спрашиваю:

– Откуда это у тебя?

Молчит.

– Маш, – снова зову, – откуда? Что-то не припомню, чтобы ты такой фигней увлекалась…

Сглотнула, посмотрела на меня внимательно.

Глаза – темные-темные.

Они у нее, как и у меня, – меняются. В зависимости от освещения и состояния души.

Такая вот особенность организма.

Одна на двоих.

– Я, – говорит, – Дим, – тоже орхидея. По этому же самому цветочному гороскопу…

И – заплакала почему-то.

Как прорвало.

Сел рядом, обнял за плечи, она мне голову на грудь положила.

– Хрена, – говорю, – лысого я тебя еще когда на эти твои ночные гонки отпущу…

Плачет, глаза прячет, а губы – все одно надувает.

– Можешь отпускать, можешь – не отпускать. Все равно поеду…

– Знаю, – вздыхаю, – что поедешь. Дай хоть немного поворчать-то…

– Ну, ворчи, – плачет.

И вдруг неожиданно проводит мне тыльной стороной ладони по щеке. Я уже и забыл, что она так умеет.

Господи, как же нам когда-то было хорошо вместе…

Я поцеловал ее в уголок рта, встал, взял сигареты, открыл шкаф, накинул на плечи куртку.

– Пойду, – говорю, – на балкон. Подышу, покурю…

– Иди, – улыбается, – морозоустойчивый ты мой. Трави себя никотином. Только – возвращайся. Обязательно…

– А куда я денусь, – жму плечами, – от тебя-то. Слушай, а ты, кстати, не знаешь, почему Крис сбежала?

– Знаю, – говорит. – Но не скажу.

– Почему? – удивляюсь.

– Потому что – не твое дело. Если б она захотела – давно бы сама рассказала. Или вернулась. А если не вернулась и не рассказала – то и я помолчу…

– Может, – говорю, – это и правильно…

– А это, – хмурится, – не тебе решать. Правильно или неправильно. Тоже мне, вершитель судеб нашелся. Судия строгий, но справедливый. Решать он будет. Иди лучше, кури…

Я и пошел.

На балкон.

Вышел, аккуратно закрыл за собой дверь.

Чиркнул зажигалкой.

На улице было тихо, холодно и шел мелкий колючий снег.

Плохой такой снег.

Безнадежный.

Такой назавтра – ни за что не перестанет идти. И послезавтра тоже. И через неделю, и через две.

И через месяц.

И не растает до самой весны.

А если подует даже слабенький ветерок, он превратится в сухую и злобную поземку, от которой, пока ты там, на улице, – никакого спасения.

Никому.

Ни зверю, ни человеку, ни мотоциклисту.

А до весны еще – очень и очень далеко…