С той поры и началось все ладиться у Мэлова. Есаул с Елтышом стали послушней кутят. Она даже согласились навести людей на председателя сельсовета в Усть-Лиманке и сдержали слово. Мальчик рос, в каждый свой отпуск Акулина приезжала к Мэлову, и тогда он отпускал кухарку и брал на несколько дней Диму из интерната, не говоря, конечно, о том, что приехала его мать. Воспитатели вообще не знали, жива ли мать у Димы, ибо, наученный Мэловым, он твердил, что не помнит ее вовсе. В такие дни в доме у Мэлова собиралось что-то вроде семьи, и жилось ему весело.
Душевный покой обрел Мэлов еще и потому, что разрешали ему все чаще и чаще начинать следственные дела и, что особенно удовлетворяло и радовало, финалы всех начинаемых дел оканчивались всегда без осечки, как и задумывались. У Мэлова даже лелеялась мысль, что переведут его в Москву. Но время шло, намеки были, а предписание не приходило. Это обижало его, но не очень расстраивало: жить хорошо можно и вдали от столицы. Спокойней даже, с меньшим риском. Тем более что ходоки от Левонтьева стали совсем редкими.
Даже когда приехал Оккер, Мэлов не особенно опечалился. Только поаккуратней повел дела.
Внес некоторую заботу приезд Богусловского, так как нужно было избегать с ним встреч. Но и это не составило особого труда: в отряд к Богусловскому он не ездил, а если съезжались начальники отрядов в округ на совещание, он выписывал себе командировку. Но, не встречаясь с Богусловским, он искал повода, чтобы вновь возвести на него какую-либо напраслину.
И совсем окрылился Мэлов, когда устроил Дмитрия Пришлого в Москве, на рабфаке медицинского института, передав его на попечение своих шефов.
А тут известие: Левонтьев предполагает послать ходоков в Усть-Лиманку за Акулиной Ерофеевной (она помирилась с отцом и жила у него), ибо надоело ему холостяцкое мимолетное счастье. Известил Мэлова об этом все тот же нестареющий добрячок-толстячок. Просто так известил, без какой-либо просьбы о содействии этому предприятию. Догадывался, видимо, о их близости.
Несерьезно вроде бы относился Мэлов к редким встречам с Акулиной, а надо же — кольнуло сердце. И решил вызвать ее к себе и здесь передать ходокам закордонным.
«Пусть уж после меня Левонтьев берет!..»
Теперь-то он понимал, что зря это сделал, поддался чувству, не поразмыслив как следует. Узнавши, что Есаул с Елтышом убиты и за ней, естественно, не придут, заупрямилась Акулина, ни в какую не желает возвращаться домой. Стоит на своем: буду ждать сватов от Дмитрия Левонтьева, пришлет других, раз решился взять в жены. Не выгонишь, стало быть.
А до нее ли, коль непонятно, чем закончится дело Богусловского? Чувствует, что не так идет, как хотелось бы, не всё под контролем. Задумывалось прекрасно — сразу двух зайцев убить: Богусловского прихлопнуть, но, главное, подмять Оккера, держать его в страхе. Теперь, однако же, самому приходится опасаться. И не просто интуиция подсказывает. Беспокоят факты. Отчего не дает письменного показания Оккер? Некогда? Да, обстановка весьма сложная. Но только ли в этом причина? Отчего появилась комиссия? Проверка боеготовности? Но ожидали ее много позже.
Смущало и то, что комиссию возглавляет Трибчевский. Нет, они не виделись прежде, но Мэлов был наслышан об этом офицере — умен, талантлив, с прекрасной карьерой. И хотя карьеру сулили ему до революции, не обошла она его и теперь. Наоборот, как на опаре поднялся. Начальники такого ранга приезжают обычно в конце проверок, чтобы выслушать доклады и подвести итоги. А тут вместе со всеми приехал. Случайно ли?
Вполне возможно, напрасно Мэлов нагоняет на себя страху. Как и тогда, в первый приход посланцев Левонтьева. Может быть. Но как ни убеждай себя, глаза у страха всегда велики.
Вообще-то Мэлова кондрашка бы хватила, узнай он о том разговоре, который вели Трибчевский и Оккер.
— Нет, Юрий Викторович, я совершенно отметаю обвинение. Богусловский — один из лучших моих начальников отряда. Я собирался брать его к себе начальником штаба.
— Не могу не верить вам, Владимир Васильевич. К тому же Богусловские — потомственные пограничники. Семеон Иннокентьевич, не смотри что в отставке, на каждый зов откликается. Петр, младший из них, геройски погиб. Иннокентий сложил голову… А что жена Михаила Семеоновича — Левонтьева, тоже благородно. Бросили ее и отец, и братья.
— Ставить нужно вопрос о прекращении следствия и о наказании Мэлова. Подозрительно прыток.
— Нет. Егозить нам нет резона. Пусть все идет своим порядком. Следствию не мешать. Пусть отстраняют от должности. Представление к ордену Красного Знамени отправить сегодня же. Прохождение его я возьму под свой контроль. Одно непременнейшее условие: информация о ходе игры с Бем Ченом полностью должна быть Мэлову перекрыта. Несете личную ответственность.
— Трудно будет.
— Не те слова. Я принимаю только один ответ: «Будет исполнено».