Орлий клёкот. Книга вторая

Юбки захлестали по ногам, волосы затрепались на встречном ветру. Старушки и те семенили на пределе своих сил за бойкими молодицами. Только две или три из них в дома повернули. За ведрами. И еще заведующая медпунктом Рая Пелипей, месяца за два до войны направленная сюда после фельдшерско-акушерской школы, побежала в обратную сторону, за бинтами и йодом. Рослая и тощая, длинноногая, как богомол, она легко неслась по травной улице с непроветренным еще запахом пота, крови и гноя. Быстро вытащила из-под кровати фанерный ящик, куда упрятала она бинты и медикаменты из медпункта, схватила медицинскую сумку и, добавив туда еще несколько бинтов, побежала широкошагно к околице.

Перегнала старушек, подбежала к плотному бабьему кругу и спросила, переводя дыхание:

— Как они?

— Живы! — радостно загалдели в ответ женщины. — Живы, соколики горемычные!

— Расступись тогда. Воздух им нужен!

Подождала, пока женщины не отпятились подальше, спросила строго:

— Вот так и будем торчать? Дело делать надо. Трое носилок нужно. На жерди одеяла нашить. На овин снесем. Оберегать миром станем. Еще, женщины, нужно по дороге пройти: вдруг кто еще жив остался? В лес их сразу. Там и тень, и от глаз подальше. Мертвых похоронить нужно. По-людски чтобы…

Она не вмешивалась в распределение обязанностей, — она распорядилась и начала осматривать, сколь тяжелы раны, нужно ли перевязывать сразу или погодить до места, где можно будет обработать их по всем правилам.

«Двое — выживут, — сделала она заключение после осмотра, — а вот этот, беленький, больно плох…»

— Водицы, касатка, принесла. — Запыхавшаяся старушка поставила эмалированное ведро, почти полное хрустальной ключевой воды. — Гляжу, побегли все, а без толку. Если живы, думаю, перво-наперво воды-спасительницы им потребно.

— Молодец, бабуля, — искренне поблагодарила Рая Пелипей расчетливую старушку и, смачивая марлевую салфетку, начала протирать ею лица раненых. Потом осторожно, чтобы не поперхнулись, попоила горемык.

От села уже бежали женщины с носилками. Быстро сделали и надежно: закрепили ватные одеяла на жерди проволокой и — бегом к околице.

Пока переносили раненых на гумно, пока медсестра обрабатывала раны, прибежал посланец от женщин, ушедших по дороге. Тот самый босоногий Вовка, что всколыхнул село криком: «Живы они!..» Трет кулаком глаза, от испуга округлившиеся. Шмыгает беспрестанно носом.

— Ну, что?! — спрашивают бабы. — Что?

— Изверги! — надрывно выдавливает мальчонка, явно повторяя услышанное от женщин. — Катюги смертные. Вся дорога как на бойне.

— Живые-то есть ли?!

— Есть. Двое еще. Дышат, стонут, только беспамятны. Пошибче бы, велели сказать, их к медичке…

Заторопились бабы, подхватив носилки, а медсестра не знает, как поступить; то ли со всеми вместе бежать, оставив раненых под опекой старушек, то ли самой на гумне оставаться. Подумавши, осталась. Слишком плохи все трое, но особенно — белокурый. Полный коллапс. Кровь бы ему сейчас перелить, да как это сделаешь? Остается одно: уколы. Камфорные. В сумке санитарной, слава богу, много ампул. Приготовлены для такого случая. Да и всем остальным камфора тоже не повредит.

Не присела ни на минуту Рая Пелипей, отгоняя смерть от несчастных, а тут уже и новых несут. Госпиталь целый. Первый раз с таким пришлось столкнуться медицинской сестре. Но ничего — управилась. Все сделала как следует. С помощью сельских женщин, конечно. Те и воду таскали, и бинтов нанесли из дома в достатке, а когда потемнело, светили лампами, чтобы видней медичке было бинтовать.

— Вот и все, — наконец с облегчением выдохнула Пелипей и опустилась устало на солому.

— Как, Раиса, будут жить ли? — заспрашивали ее бабы, и она ответила вполне уверенно:

— Должны. Все. И он — тоже, — кивнула на белокурого. — Если заражения не будет…

— Подорожники бы на раны.

— Семя льняное отварить.

— Сахару нажевать…

Улыбалась снисходительно Рая Пелипей, слушая советы заботливых женщин, но пообещала:

— Попробуем все. — И добавила после малой паузы: — Когда лекарства закончатся. — Вновь пауза. Лицо посерьезнело. Продолжила иным уже тоном: — Вот что, лечить — мое дело. А вот охранять? Немцы возьмут и заглянут сюда, тогда что?

— Валом когда намедни повалили, обошли гумно — не по пути, выходит. От дороги вон даль какая! — завозражали женщины. — Ишь невидаль для немца — гумно. Гумно, оно гумно и есть, на экскурсию сюда фрицам ходить резон ли?

— Это как посмотреть, — не унималась медсестра. — На машине или на мотоцикле — рукой подать от села. Завернут посмотреть, не припрятан ли хлебушек. Береженого бог бережет. Потом будем локти кусать, если живы останемся, если все село за укрытие раненых красноармейцев спалят фашисты. О жизни бойцов подумаем давайте, о своих жизнях. Мужиков, считаю, позвать из леса стоит…

Не вдруг согласились с этим женщины. Раненых жаль — слов нет, но сынки и мужья тоже не чужая кровь. Выйдут из леса, а тут — немцы. Побьют всех. Только прямо никто об этом не говорит, а причины разные придумывают. Только без пользы все: Рая Пелипей на своем твердо стоит.