Это произошло перед рассветом. Небольшая поляна в пятнах березнячка. Безмятежно попискивают пичужки, просыпаясь и готовясь к трудовому дню. Блаженство! Какая тут война? Где она? Вечный мир и покой. Повалились мужики на траву, утомленно потирая руки, будто докосили загон и теперь время понежить себя в благодарность за добрую работу. Только Раиса Пелипей не расслабилась, захлопотала возле раненых, делая им уколы и поправляя повязки. Темника не стала колоть. Прошлась мягко пальцами по повязке — все на месте. Проворковала мягко и очень тихо:
— Вам камфора не нужна. Вы давно не в шоке. Давно…
Вот тебе и на! Ошарашила!
А ей вроде бы без дела ею сказанное. Она уже у других носилок. Пробегает пальцами по бинтам, отстукивает носочек ампулы с камфорой. Темник наблюдает за ней, беспечно-уверенной, легкой, и никак не может понять, что у нее на уме. Вроде бы разоблачила его, но так, чтобы никто, кроме него самого, не понял. Для чего?
«Возьмет и выдаст?!»
Путается все в голове. Вроде бы продумал уже беседу с партизанами, логично построил ее, и вот на тебе — новость. Начни сейчас говорить, а она — ляп: «Не слушайте его. Притворщик он. Или — предатель». И все. И — конец.
«Пусть будет — что будет!» — решил он и заговорил, обращаясь к мужикам:
— Кто у вас командир? Пусть подойдет.
— Ить нет его еще. Не избрали. Председатель, Акимыч наш, не пожелал. Намедни послали к секретарю райкома, он в подполье теперича, чтоб, значит, командира прислал да оружию, так он ответ дал, чтоб, значит, повременили малость. А теперь, думаем, нужды в том нет: вон сколь вас, бойцов, а может, и командиров…
— Да, я академию окончил. Если доверите — осилю.
— Как же не доверить? Доверим. Подлечись давай и — с богом.
Лучшего не услыхать. Радостно Темнику и боязно: вот сейчас медсестра скажет свое слово. Но помалкивает та, занята своим делом и вроде не слушает мужского разговора. Совсем осмелел Темник:
— С богом — не знаю. Коммунист я.
— Дык, это так, к слову.
— А лечиться, товарищи, времени нет, — вроде бы не слыша оправдания, продолжал Дмитрий Темник. — Бить и бить врага! Как Сталин сказал: земля пусть горит под ногами фашистских захватчиков.
— Оно, конечно, куда как верно. Оружие вот только бы…
— Не в одном оружии дело! В понимании момента дело. В ненависти к врагу! И еще… в бдительности! — Помолчал немного, чтобы и передохнуть, но более для того, чтобы почувствовали колхозники-партизаны значимость сказанного, и вновь заговорил, теперь уже тоном упрека: — Вот вы хотите укрыть нас от карателей. Безусловно, патриотично это. Но делаете это с беззаботной беспечностью. Откуда у вас гарантия, что немцы не нагрянут в село? Никто не уверен? То-то… А если про отряд прознают?
— Откудова? Кто скажет им? — попытался возразить один из сельчан. — И леса они пуще страха боятся…
— Говорить так, значит, не знать фашистов. Пытать начнут — не всякая женщина выдержит. А что им леса бояться, если будут знать, что оружия у вас всего ничего.
— Это уж точно, кот наплакал.
— Поступим так: вот там, на опушке, останется заслон. Пока мы не минуем новый рубеж, какой вы определите.
— У болота. Туды хода часа два.
— Значит, через два часа заслон переходит на новый рубеж. Потом на следующий…
— Дык… за болотом — дома мы. На острове.
— Хорошо. У болота станем держать постоянный пост наблюдения. Видимо, все про Ермака песню знаете? А что же тогда на ус не мотаете? Нельзя спать без охраны. «Чапаева» тоже все видели? Отчего геройский комдив погиб? Беспечность проявлена. Так вот, если уж доверяете мне командовать отрядом, уясните перво-наперво: ротозейства не допущу!
— Так мы-то что? Кто ж из нас против? Как повелишь.
— Еще одно задание: думайте все, как поступить, чтобы глаза и уши иметь среди немцев. В комендатуре. В управе.
— Райком подпольный, сказывали, обмозговал это дело, — возразил Акимыч, но Темник парировал:
— Это очень хорошо. Но вдруг связь с райкомом нарушится — тогда как? И потом… От райкома мы сможем получать данные и в то же время ему помогать.
— Дело командир говорит, — вмешалась Раиса Пелипей. — Тут судить да рядить надо ли? Польза очевидная. Я думаю…
— Кто что думает, — обрубил Темник, — я выслушаю на месте. С глазу на глаз. Вече устраивать не стану. Слишком дорога ставка: жизнь на кону. Жизнь не только того, кого пошлем, а и всего отряда. А нам побеждать надо, а не гибнуть.
Всем понравились последние слова нового командира: не верхогляд, башковитый, за таким не боязно идти, взвесит, прежде чем решать что-то. И рисковать, похоже, зря не станет. Людей оберегать будет.