Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй

Те первые недели на заставе, когда парни притирались друг к другу, обнюхивались и каждый выбирал себе кумира, выбирал друга, были и колготными, и неустроенными, и чрезмерно напряженными. Да и как могло быть иначе. Что такое обживать заново простоявший хоть и невеликий срок без хозяйского пригляда дом? А тут целая застава. С обилием всяческих построек. Все нужно подновить, сделать на складах полки и стеллажи, а потом распихивать на них запасы продуктов, обмундирования, боеприпасов. Не успели с этим справиться, за конюшню принялись. В ней тоже работы непочатый край. Коней же ждали со дня на день, вот и вкалывали, забывая об отдыхе.

И вот в это-то время отошел на второй план кумир молодежи Сильвестр Лодочников — его потеснил сержант Буюклы. Получилось как-то незаметно. Сильвестр из кожи лез, чтобы быть на виду. Где трудней, там всегда он. Но если на учебном, на кроссах и на стрельбах, он, по просьбе, безусловно, Абрамова, абордажил, то здесь никто его уже ни о чем не просил, а сам он даже не думал пожалеть уставшего. Сержант же Буюклы будто чувствовал, кто устал, кому невмоготу, тут же находил тому работу полегче, а сам вставал на его место. Не белоручкой — командиром вставал, не для плезиру, а равный с равными.

Все это выглядело обыденно-просто, и никогда сержант не упрекал никого за усталость и слабосилие. А если кто начинал сопротивляться, не отдавать лопаты и носилок, сержант успокаивал. Всегда с доброй улыбкой:

«— Долгая еще впереди служба, всего достанет с избытком…»

Как такого командира не станешь уважать.

Тревожило такое положение дел Сильвестра. Лодочников понимал, что Буюклы — не ставил перед собой цели стать неофициальным лидером, он просто поступал, как подсказывала ему его совесть, поступал привычно для себя, но именно это страшило Сильвестра, имеющего цель и обдумывающего каждый шаг по пути к этой цели.

Клин клином вышибить? Но зачем? Не такого уважения добивается Сильвестр. Он, Сильвестр Лодочников, должен понукать. Все лучшее, что положено солдату, должно быть у него. Пока за счет ущемления одногодков, а потом, когда старшие уволятся, то и всей заставы. Он один будет вправе либо карать, либо жаловать.

На учебном проще, там все салажата, там быстро он добился желаемого, здесь сложней. Но не отступать же, не пятиться, не вставать на цыпочки перед сержантом.

Решил вновь вернуться к беспроигрышному варианту игры, к уже испытанному на учебном. Зацепку нашел быстро. Дело в том, что, обустраивая заставу, службу несли не в полную нагрузку. Крепостная так и продолжала дозорить тропы, но на Сары-Кизяке к принятию участка под полную охрану готовились деятельно, изучали его основательно, а вместе с тем шла и морально-психологическая подготовка. С помощью бесед она велась. Очень активно. И чаще всего, в разных вариантах. Естественно, говорилось о священности и неприкосновенности советских границ. Вот тут и поднял руку Прокоп Скарзов. На одной из бесед, которую проводил лейтенант Чмыхов.

«— Товарищ лейтенант, мы, чай, атеисты? Верно говорю? Верно. Чай, священники цареву границу святой водой кропили, а мы чего эт талдычим: священная, священная?»

«— Принято так, рядовой Скарзов, говорить. Принято. Фактически товарищ Ленин так сказал. И товарищ Сталин подтвердил. Я так понимаю: верующие поклоняются святым, а для нас с вами святой фактически является наша земля, граница нашей земли. Все ясно? Вот и ладненько».

Больше вопросов никто не задавал, но после беседы рядовой Лодочников подошел к лейтенанту Чмыхову.

«— Давайте, — предложил, — проведем вечер вопросов и ответов. Такой, допустим: Наша священная граница».

«— Зачем? — искренне удивился лейтенант Чмыхов. — Разве не ясно я объяснил? Лучше, думаю, по инструкции провести. Взять какой-нибудь вид наряда и… Молодые старослужащим вопросы. А? Больше толку, фактически».

«— Не скажите, товарищ лейтенант. Лозунг священности границ, провозглашенный вождями нашей партии, имеет не только большой смысл, но и говорит об их высокой эрудиции. Я бы мог…»

«— Хорошо. Подумаем».

Лейтенант Чмыхов, поначалу радовавшийся, что нашелся у него такой толковый помощник, постепенно начинал понимать, что Лодочников как бы заслоняет его, лейтенанта, выпячивая свою грудь вперед; но поняв это, продолжал все же благоволить Сильвестру, учась у него и надеясь узнанное здесь, использовать в дальнейшей работе. Он даже конспектировал беседы Лодочникова, сразу же, возвращаясь после каждой из них в свою комнату; а когда узнал, что и дальше служить им вместе, определил: придерживать слишком грамотного солдата, держать его в тени ради своего авторитета — лейтенанта вполне устраивало поведение Лодочникова в первые недели жизни на заставе, и он уже уверился, что прыть «умника», как он называл Сильвестра, прошла, только, выходит, все поворачивается на прежний лад.

«Нет! Не выйдет! — твердил Чмыхов возбужденно. — Не дам больше пялиться. Хватит!»