Орлиная гора

Вина перед отцом – тягучая, как мед, горькая, как сок полыни, – связала язык.

– Расскажи, как ты узнал о князе Шадине.

Митька разлепил губы:

– Ваше величество, я говорил правду. Я не знаю, откуда там взялась засада.

Задумчивый взгляд короля долго ощупывал Митьку. Потом Эдвин уронил:

– Князя Шадина не было ночью в расположении. Утром мои разведчики заметили его недалеко от Ивовой балки.

В комнатушке было совсем темно, и, прежде чем уйти, солдат зажег лампу. Тяжело закрылась дверь, лязгнул засов. Марк продолжал валяться на сене, держа в зубах соломинку.

Митька прошел в другой угол, тоже упал навзничь. Кажется, король поверил. Недаром он сказал, повернувшись к князю Нашу: «Все-таки ни у кого другого не было времени. Хоть уж от него я точно не ждал предательства, видит Ларр. Впрочем, история там запутанная». Значит, есть человек, которого подозревают. Кто? Из отряда Улека? Тот, кто передал барону приказ? Из приближенных к королю? Эдвин наверняка все рассчитал с точностью до получаса, раз нашел только единственный вариант.

Вечер перетек в ночь, дверные щели окрасились отсветами факелов. Митька бездумно следил, как фигура часового перекрывала свет – щели темнели, а потом снова вспыхивали. Возбуждение, охватившее после разговора с Эдвином, угасло.

Странно, снова голоса. Загремел засов, солдат заглянул через порог:

– Князь Лесс, выходите.

Марк неторопливо встал. Стряхнул с одежды травинки, потянулся. Его не торопили, но Митька видел, с каким нехорошим прищуром следит конвоир.

Все-таки неисповедимы пути Создателя! Свел же с сыном Кроха в этой камере – то ли врагов, то ли соучастников.

Почти сразу после того, как княжич остался один, принесли остывший ужин. Тарелку Марка Митька поставил на бочку рядом с лампой. Равнодушно поковырялся в каше. Склизкие комки проваливались в желудок, Митька почти не ощущал вкуса. Есть не хотелось. Подумалось: а что делает сейчас Темка? Ужинает? Или мотается с поручениями?

Митька снова подивился замыслу Создателя: послал же побратима в тот момент, когда сводило пальцы от желания нажать на курок.

…Бокар был доволен. Как же он был доволен, наставляя пистолет на Эмитрия Дина! Митька шел вдоль леска, ведя Варра в поводу. Знал: тут уже войска короля. Знал и оттягивал тот момент, когда увидит пурпурно-белые мундиры. Лучше этот мертвый лес, из которого война изгнала все живое, чем суета армейского лагеря и неизбежное унизительное объяснение. И в первый момент окрик и наставленный пистолет вызвали только досаду: зачем так быстро!

Княжич из рода Быка растянул толстые губы в улыбке и плюнул Митьке под ноги. И стало понятно, что невозможно произнести: «Я пришел сам». Наверное, это было глупо – молчать под градом насмешливых, злых, глупых, язвительных реплик. Молчать и готовиться к тому, что будут пытать. Молчать, сознательно придя на эту сторону. Но Митька не мог выговорить: «Сдаюсь».

Его ударили. Березовая кора ободрала щеку. Развернули – Митька приготовился к новой порции того, что причитается пленнику в руках мстительного победителя. И увидел Темку. Это было так странно, так неожиданно. Словно сместились картинки мира…

Вспоминать плевки и унизительные пощечины не хотелось, Митька глубже зарылся в сено, точно так можно спрятаться. Уже окончательно стемнело, и в маленьком оконце виднелась Первая звезда. Шуршал в сене какой-то зверек, не решаясь вылезти наружу. Княжич провел пальцем по белому аксельбанту. Оторвать? Да! Да! Он хочет перейти на сторону короля, содрать наконец-то знаки мятежников. Но в то же время было бы в этом что-то неправильное. Словно он пытается умилостивить победителя.

Совсем близко заскрипел сверчок. Митька укрылся мундиром и закрыл глаза, прижавшись щекой к примятому сену. Запах сухой травы напомнил о Поле.

Сегодня ночью, перед тем как уехать из Торнхэла, Митька долго пробыл на конюшне. Неурочному появлению княжича не удивились, как и тому, что он задержался в стойле Поля. Митька гладил коня по теплой морде, и когда тот попытался прихватить губами ладонь, шепнул ему в ухо:

– Нет, Поль. Я тебя сегодня не возьму. Это нечестно, ты не заслуживаешь такого.

Казалось, в карих глазах жеребца стояла обида, пока княжич седлал другого, капризного злюку Варру. Митька поворачивался спиной, не в силах выдержать взгляд. Поль, ты даже не знаешь, что твой хозяин собирается сделать! Нет, стыдно было бы сейчас ехать с тобой.

Жаль, не узнать – увел ли отец Поля, или жеребец стал добычей кого-то из людей короля. А может быть, конь сейчас где-то тут, в замковых конюшнях. Не понимает, куда делся его хозяин. Есть ли хоть одна живая душа на свете, которую Митька не предал? Кому – вольно или невольно – не причинил боль? Наверное, княжич заплакал бы. Но прошедший год научил смотреть на все сухими глазами.

Стукнула дверь. Пригнувшись, вошел солдат. На руках он тащил Лесса. Голова Марка безжизненно болталась, мокрые волосы висели сосульками; скомканная рубаха, накрывавшая грудь, потемнела от крови.