Орлиное гнездо

И наконец подвернулся случай, когда Дерябин смог выполнить поручение Хоситы, Ванецова и Рядовского. «Тайга» Биргера возвратившись осенью с Камчатки, стала на ремонт к заводской причальной стенке. Биргер пришел к Дерябину и сказал, чтобы Гришка разведал, когда на палубе «Тайги» будут работать сварщики, и к тому времени незаметно вынес бы из потайного места на пароходе бидон с бензином и поставил его вблизи сварщиков. Одной искры было бы достаточно, чтобы вспыхнул большой огонь.

— У меня в трюме нескольку банок с бензином, о которых никто не знает. Можно устроить великолепный фейерверк. Наши благодетели будут вполне довольны…

И вот Шмякин принес долгожданную весть: сварщики Дальзавода начали работы по исправлению фальшборта «Тайги». Биргер подробно рассказал Шмякину, где найти бидон и как его поставить среди палубного ремонтного хлама, чтобы никто не догадался о подвохе.

Гришка решил взять себе в помощники Юрия. Шмякин не сомневался, что не получит отказа: свои люди. Но прежде чем приступить к делу, Гришка завел разговор издалека.

— Как у тебя с профсоюзом? Будешь вступать? — спросил он Юрия.

— Торопиться некуда, — уклончиво ответил Дерябин.

— Боюсь — не примут тебя. Из-за отца: лишенец. Тебе здесь веры нет.

— Я не живу с отцом, — вскипел Юрий.

— Это еще не факт. Документик нужен.

И Гришка вытащил из кармана бумажник, обвязанный бечевкой, развязал ее, достал пожелтевшую, обтрепанную по краям вырезку из газеты, протянул Юрию.

Дерябин взял желтый бумажный квадратик, прочитал отречение Григория от родного отца и молча вернул Шмякину.

— Крепкая бумажка. Везде с ней прошел, даже в комсомол заявление подал, — хвастливо произнес Гришка. — Советую и тебе завести новую биографию.

— Биография — не листок бумаги, который можно вырвать и сжечь. Бумага сгорит, биография останется. Тут газета не поможет.

Гришка слушал Юрия с чувством закипающего раздражения. Уже давно между друзьями начали возникать подобные размолвки, росла стена отчужденности.

— Черт с тобой, уговаривать больше не буду. Виси между небом и землей: от своих отбился и к большевикам не пристал. Не поверят тебе большевики. Всегда твоего лишенца будут вспоминать.

— Врешь ты все, врешь! — вспылил Юрий. — Ни разу не вспомнили, как я здесь.

— Ну, не сердись, — примирительно сказал Шмякин. — Вон как раскипятился. Давай лучше о деле поговорим. Меня твой батька просил обстряпать одну комбинацию на заводе. Поможешь?

— Тебя просил, ты и делай. А я знать ничего не знаю, — категорически заявил Юрий.

Ему подумалось, что отец хочет раздобыть через Гришку олифу или какие-нибудь детали для ремонта «Миража».

— Не хватало, чтобы я воровать стал! — возмущался Юрий.

Гришка понял, что с Юрием не сговориться. Он обрадовался, что не выложил приятелю самого главного. «Кто его знает, возьмет да и сообщит куда следует. От такого Юрки всего можно ожидать, — размышлял Шмякин, довольный тем, что Юрий не подозревает об истинных намерениях своего отца, а думает всего-навсего о безобидной олифе. — Пусть думает. А я и один справлюсь».

— И тебе не советую ввязываться в их дела, — сказал Юрий. — Я батьку своего хорошо знаю, он не очень-то тебя озолотит за твои услуги.

— Ладно, не буду, — решил окончательно замести следы Гришка.

Он спрятал газетную вырезку, положив ее рядом с отцовским письмом, в котором содержались тревожные намеки насчет разоренного домашнего гнезда и насчет спичек, которых надобно раздобыть побольше.

Поручение Гришка выполнил с большой радостью — он мстил за гибель отцовского дома, за разрушенную жизнь. Выполнил его без особого труда. На ремонтируемом пароходе царили толчея и неразбериха, люди ходили взад и вперед, рабочие перемешались с командой, все было распахнуто, и никто не обратил внимания на лишнего человека, появившегося на корабле. Гришка ничем не рисковал.

«Загорится или нет?» — спрашивал себя Дерябин, посматривая в сторону Дальзавода. Он нервничал. Вся история с поджогом «Тайги» нужна была ему теперь лишь для того, чтобы выслужиться перед Хоситой и Ванецовыми. Она нужна была ему как пропуск за границу, без поджога нельзя было рассчитывать на содействие своих хозяев при бегстве в Харбин. А туда он решил уйти во что бы то ни стало.

Дерябин в душе сознавал бессмысленность затеянного преступления. Он вспоминал сейчас все пожары — на складах с рыболовными снастями, на бочарных заводах, в трюмах краболовов, на пристанях и в море, и они представлялись ему бессильными вспышками человеческой ненависти. «Мы пытаемся их сжечь, а они невредимыми подымаются из пепла, как сказочная птица Феникс, — рассуждал про себя Дерябин. — И если сегодня сгорят даже все пароходы, большевики найдут выход. Их вряд ли запугаешь огнем».