Орлиное гнездо

— Таких, как ты, много, — сказал Егор. — И если бы все оставались на одном месте, мы давно создали бы крепкий, постоянный коллектив. Посуди сам: мы тебя подучили; если ты еще поработаешь, станешь настоящим мастером. От тебя другие учиться будут.

Федос в душе соглашался с Егором. Чего греха таить — стал привыкать к железу, не хуже самого Егора; здесь люди говорили о железе, как мужики о хлебе.

— Сейчас все дело в людях, — продолжал Егор. — Почти не прогуливает народ, осознал. А если перестанут мотаться с места на место — пятилетку мы наверняка до срока выполним.

Федос, все так же нахмурясь, смотрел по сторонам, не зная, что и отвечать. Все его мысли были в Бакарасевке, дома.

— Ну, скажем, останусь я, — начал осторожно прощупывать почву Федос, — а другие? Они-то могут уйти. Какая от меня одного польза?

— Ежели ты к другим обратишься, как тогда, с расценками, — может, и они передумают уходить, — сказал Егор. — А ты человек заметный, тебя уважают.

Федос припомнил историю со снижением расценок, страсти, разгоревшиеся вокруг этого дела. Вспомнил, как радовался в душе, когда соседи перенимали его почин. А Егор продолжал:

— Не хлебом единым сыт человек, дорогой мой Федос. И работает человек не только ради заработка…

Егор достал кисет, закурил.

— В рабочем человеке живет этакая жилка: знай, мол, наших, вот как я могу сработать вещь! А без этой жилки нет настоящего рабочего. Вот некоторые смеются над Степкиным. Он чурбаки под катера готов чуть ли не шкуркой шлифовать. А он и не может иначе: рабочая гордость не позволяет сделать работу кое-как. Он постоянно думает о тех, кто будет пользоваться плодами его труда. Те люди у него всегда за спиной, как бы наблюдают за ним. Для них нельзя сделать плохо. А людей тех — не счесть. Весь народ. Суди сам, можно ли не думать о народе, когда трудишься для него?..

Федос не задумывался раньше об этих вещах. А теперь вся его, казалось, такая обычная работа предстала перед ним в новом свете. Просто голова кругом пошла от Егоровых слов. Федос по-крестьянски расчетливо прикидывал: вот построил он катер. Стало быть, нет нужды покупать такой же за границей. Сколько золота сберег он, Федос? Или: вредители в Союзрыбе хотели, чтобы Дальзавод не справлялся с постройкой катеров. А Федос помог строить их лучше. Выходит, просчитались враги, не учли Федосовой работы. Он другими глазами взглянул сейчас на свой труд. И опять подумал про Егора: «Что за человек? Есть в нем какая-то цепучая сила: и не хочешь, а тянет тебя в свою сторону. Как магнит. Притянет человека к себе, а тот уже и сам, как намагниченный, притягивает к себе других. Вот еще и Кочкин такой же. Прилип к нему Сенька — не оторвешь. Или взять хотя бы Якима. Тоже из такой же породы: кто возле него побыл, сам начинает агитировать не хуже Якима». Так нигде и не кончалась, не обрывалась эта стальная цепочка. Егор и Яким соединены этой удивительной силой, делающей их стойкими и крепкими во всех невзгодах и трудностях. «Одно слово — партийные» — нашел наконец объяснение Федос.

— Пойду на катер взгляну, — приподымаясь с чугунной тумбы, сказал Федос.

— А как же с моей просьбой? — Егор испытующе посмотрел на него.

Федос помялся, снова сел, достал кисет.

— Очень даже я тебя, Егорий, уважаю, — сказал он. — И за твою заботу спасибо. В долгу я у тебя. А только остаться не могу: Евдокия дома одна, да и жить мне здесь негде…

— Я тебя, Федос, от партии прошу. Как секретарь партячейки цеха. Решили мы обратиться к рабочим, хотим создать надежные кадры, покончить с летунами.

— Ты, значит, партийный секретарь, Егорий? — спросил Федос. И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я давно догадался, что ты секретарь. А когда мой мак в тайге вытоптал, тоже был в секретарях?

Егор рассмеялся, снял кепку, взъерошил кудри, поглядел горячими глазами на Федоса:

— Меня секретарем третьего дня избрали. Не был раньше. Впервые…

Федос был порядочно удивлен: по всем признакам он считал Егора давним партийным вожаком. А, оказывается, он был рядовым партийцем.

— Так, говоришь, партия к рабочим обратилась? — задумавшись, спросил Федос. — И надолго надо остаться на заводе?

— До конца пятилетки, Федос, — ответил Калитаев, все так же глядя ему в глаза.

— Тогда дай подумать, Егорий, — попросил Федос. — Не могу я ответить не подумавши. Дело серьезное. И с Евдокией надо посоветоваться.

Над сейнерами склонились трубчатые стрелы плавучего крана. Хищный коготь крюка нацелился прямо на Федосов катер, вцепился в канатные петли, подхватил и сразу поднял свою добычу в воздух. Сейнер повис над землей, скрипя и слегка покачиваясь. Канаты натянулись струнами, и легкий морской ветерок тронул их, извлекая радостные звуки, заглушаемые сердитым грохотом лебедки.

Когда катер оторвался от земли, Федос почувствовал, как у него внутри будто бы что-то отвалилось: а ну, если не выдержат канаты да рухнет на пристанской бетон его, Федосова, работа?