Орлиное гнездо

— Смотря какой мужик, — рассудительно отвечал демобилизованный. — Мужик мужику рознь. Бедняку советская власть все дала, чего он не имел; бедняк не побежит. Бедняк если и поедет, так по вербовке, по закону. Подается в бега известно какой мужик, который был, как бы сказать, без пяти минут помещик. Который, понимаешь, в нэпах на второй ряд пузо отъел. А тут ему прижимочка вышла: батраков — нельзя, аренду земли — нельзя. И вообще — постановлено ликвидировать как класс. Хватит и — баста!..

Но ему не дал договорить сердитый женский голосок:

— Вербовка — это одно. А в нашей деревне было, что и без вербовки уехали: неправильно в колхоз зачисляли.

— Уехали — скатертью дорога. И без них колхозы не пропадут, даже крепче будут.

Слова эти досадливо кольнули Федоса. Выходит, что и его отъезд могут понять в Бакарасевке как некое бегство.

А поезд все стоял, покашливая и отпыхиваясь паром, не торопился с отправлением, словно искушал Федоса, подумавшего: а не вернуться ли домой, пока не поздно.

Старика в полушубке, видимо, озаботило неудобство, испытываемое Федосом и Семеном, приткнувшимися у самого входа. Двери то и дело открывались, и обоим приходилось вставать, чтобы дать дорогу.

— А ну, иди сюда, хлопцы, — гостеприимно предложил старик. — Посунься трошки, — сказал он соседям, помогая Федосу пристроить вещи. — Люди свои, потеснимся. Тут, заметь, я вроде за главного: моего семейства здесь без малого половина вагона. Всех собрал…

На крышу вагона пурга швыряла мерзлый снег с таким шумом, будто сыпали крупу в кастрюлю.

— Снежная весна нынче. К хлебу, — сказал какой-то мужик, и в голосе его послышалась тоска по земле.

— Без нас отсеются. А мы рыбку будем в морях ловить, — со вздохом отозвался кто-то.

— Рыба по теперешним временам — чистое золото. Валюта, — пояснил демобилизованный.

— Одной рыбою сыт не будешь, — не унимался тот, что тосковал по земле.

Неторопливо текла вагонная беседа, не знающая ни начала, ни конца, ни определенной темы. В ней участвовал каждый, кто хотел выложить свое наболевшее, о чем больше всего думал. Федос слушал со вниманием, и постепенно перед ним стали возникать разные характеры, судьбы, устремления вагонных собеседников. У каждого были свои заботы, печали и радости. Федосу начинало казаться, что он давным-давно знает этих людей. В их личной жизни, угадываемой из рассказов, находил Федос что-то и от своей жизни, и это незримо сближало, связывало, роднило его с ними. И ему тоже захотелось распахнуть перед ними душу, поделиться сокровенными думами, вставить и свое словечко в общий разговор.

— А вы, диду, далеко ли собрались?

— Дальше некуда: в конец земли, на самую, сказать, Камчатку, — ответил старик.

— По вербовке или на свой страх? — поинтересовался Федос.

— Зачем же на свой страх! Гербованные мы. От государства документ имеем. Приезжал к нам на Волгу один человек. Так и так, мол, нужны на Камчатку первеющие рыбаки. А мы народ просоленный, с малолетства рыбалим. Да. Ну, я посовещался со своими, после подал тому человеку прошение, налепил гербовую марку — все честь-честью. Загербовались мы всем, сказать, семейством и — айда!..

— Едем вот, уговорил, — пояснила сердитая тетка, — а там, слыхать, горы огненные. Пропадешь с ними.

— Опять заладила свое: горы да горы, — досадливо сказал старик. — И ведь сколько ей объясняли. Вот ты, браток, — обратился он к Федосу, — скажи, как человек здешний, что не опасные те горы для жизни.

Федос не ахти как знал про те дальние земли, сам пользовался случайными рассказами людей. Но чтобы не показаться незнайкой, сказал с убежденностью:

— Место безопасное. Сам туда же наладился.

С верхней полки, заваленной пожитками, выглянуло из-за мешков и узлов растомленное сном и духотой красивое девичье лицо. Полушалок сбился у девушки с головы на плечи, густые волосы распушились, растрепались, гребень едва держался на них, готовый вот-вот свалиться.

— Где мы, деда? — позевывая в ладошку, спросила девушка. — Сколь уж едем, а конца-краю нет.

— Больно ты быстрая, — сказал Федос. — Едешь ты несколько дней, и тебе — долго. А знаешь, как раньше, в старые-то времена, мужики сюда добирались? На телегах. Везли на них скарб свой, а сами рядышком, пехтурою, ножками, на своих на двоих. По три года топали.

— Давно, выходит, здесь проживаешь? — спросил Федоса старик.

— Давненько, — подтвердил Федос. — Аж с девяносто первого года. Морем из Одессы добирался. Тоже не быстро: без малого два месяца по волнам. Хлебнули горького до слез.

Заинтересовавшись рассказом, девушка свесила голову, чтобы лучше видеть сидящих внизу. Гребенка сорвалась с волос и упала Семену на колени.

— А ну подай, — попросила девушка.