Орлица Кавказа (Книга 1)

Пелагею Прокофьевну было не узнать,- столько твердой решимости в слабом немощном существе. Она благословляла молодых людей, превозмогая боль памяти!

Она чувствовала истину выраженную поэтом:

Иди и гибни безупречно! Умрешь недаром! Дело прочно, Когда под ним струится кровь.

Но на ее веку было много отважных и, увы, обреченных попыток сокрушить монархию. Убийство самодержца не означало гибели самодержавия. На месте тирана воцарится другой. И новый властитель, опираясь на армейские штыки, жандармов, полицию, агентурную сеть, прибегал к еще более жестоким и изощренным средствам, не только учиняя кровавую экзекуцию над цареубийцами, "злоумышленниками", "крамольниками", но и расправляясь со всеми инакомыслящими и вольнодумцами.

Очевидно, нужна была какая-то новая сила, иной путь, иная борьба.:.

Пелагея Прокофьевна, переживая разгром декабристов, стала свидетельницей долгого эха истории, прокатившегося по стране, урока грядущим поколениям.

Напуганный царизм решил "освободить" народ "сверху", отменив крепостничество. Но эта царская "милость" на деле была лишь издевкой. Империя продолжала бурлить; гнет, произвол власть имущих, господство и рабство, видоизмененные, продолжали существовать.

Освободительный порыв не угас. Гремел набатом герценовский "Колокол": "К топору зовите Русь!" Надо было этим карающим "топором" сокрушить царизм, державший в хищных лапах бедных и сирых, порабощавший новых жертв насилия, надо было низвергнуть знамя самодержавия и вознести знамя Свободы!

И доблесть отряда храбрецов, восставших в глухом уезде на окраине империи, не замыкалась границами кавказского края, она обращалась в крылатый клич, долетевший до берегов Невы, обозначала громадную арену борьбы и обретала великий воодушевляющий смысл!

И вот княгиня, живая тень минувших времен, благословляет молодых на пороге тернистой неведомой стези, и двое любящих сердец внимают ее дрожащему голосу, ее печальной исповеди, ее светлому завету... Им суждено увидеть новый век, им продолжать поиски света, им увековечить отомщенную память лучших людей страны...

Да, эта старая женщина на закате дней своих почувствовала дыхание надвигающейся невиданной бури, не видя и не зная ее подспудных титанических сил, но ощущая явственно роковой треск потрясаемого трона...

И это предчувствие возвращало ее к далекой поре молодости, воскрешая в памяти видение Сенатской площади, подернутой пороховым дымом, грохот стрельбы, крики, топот коней...

И в старом усталом сердце ее вспыхивал огонь, высвечивающий дорогие, прекрасные лица декабристов. За далью лет эти события представали ее взору во всем благородстве и безоглядной, безумной жертвенности подвига.

- Стало быть, на Кавказ собрались...- со вздохом проговорила она.- Ну, что ж...

- Бабушка...- Людмила обняла старуху, поцеловала ее седины.

- В такую даль.

- Там Гоги и Тамара... У нас есть адреса... Все будет хорошо.

- Но вы же не на пикник, голубчики, едете.

- Мы же говорим: песни собирать.

- Если б только песни...

- Нам хочется увидеть воочию жизнь, тамошних народов... понять их нравы... положение... Разве это не важно?.. Не поучительно?.. Мы так мало знаем о Кавказе... А ведь и у них свои герои... подвижники... Ты только представь себе: женщина-мусульманка взялась за оружие, с мужем плечом к плечу сражается... делит с ним все тяготы и лишения.

- Да, голубушка...- Пелагея Прокофьевна приласкала дрожащей рукой белокурую хрупкую внучку, как бы оберегая ее этим движением от грядущих напастей... "Что в силах сделать вы?.." - говорил ее печальный взгляд.- Были и у нас отважные соотечественницы, были... и есть. И против Наполеона воевали, перед царем не гнулись... Ох, нехорошие речи мы ведем, прости господи. Ну, да из песни слова не выкинешь. Столько людей костьми полегли в Отечественную, а вся слава - Александру Первому, даже Кутузова оттер плечом... А Николай Первый - и того хуже, душитель...- сказала и спохватилась.- Ах! Вы не слушайте!.. Я, старая, это все говорю потому, что отжила свой век, а вы язык за зубами держите, у вас вся жизнь впереди...

- Но, бабушка, это же правда, истинная правда! Царь-батюшка - он и помазанник божий, и всемилостивейший государь и благодетель, а где эта милость?.. Разве неверно я рассуждаю, бабушка? Андрей, что ты молчишь?

Андрей мягко улыбнулся.

- Мы, кажется, уже утомили Пелагею Прокофьевну.

- Ох, не дождусь я вас...- голос старой княгини дрогнул, гримаса боли исказила бескровное лицо, глаза наполнились слезами, беспомощные, печальные глаза.

- Ну что ты, милая, славная моя!- Людмила кинулась к старухе, чувствуя, как перехватило горло...

Глава девяносто восьмая

Стали укладывать вещи.

Пока молодью возились с саквояжем, старая княгиня прошла в спальню, отперла комод и извлекла из ящика портмоне, взяла толику ассигнаций и передала внучке, затем перекрестила молодых странников, отправляющихся в далекий путь.

В силу создавшегося положения, власти установили строжайший надзор за переездами.

На железной дороге шныряли сыщики. Их жандармские благородия не обходили вниманием никого.