Как ни стремительны были сборы губернаторской свиты, от зоркого глаза Ало-оглы они не укрылись. Да и то сказать - генеральский выезд в заштатном городишке всегда настоящее представление. Плотный ряд казаков с каждой стороны дороги, ощетинившийся длинными пиками, атласные кафтаны купцов и сверкающие газырями чохи беков, немедленно собравшихся к выходу его сиятельства... Мальчишки, немеющие от восторга, снующие прямо под копытами коней... Нет, надо быть совсем слепым, чтобы прозевать такое! А, как мы знаем, Гачага Наби близоруким никто бы назвать не осмелился. К тому же нужно припомнить, что намерения генерал-губернатора перейти к решительным действиям почти совпали по времени с решением, принятым Ало-оглы. Он уже успел сменить свою любимую чоху на ненавистную гимнастерку стражника и сразу стал неузнаваемым. Одно плохо пламеневший гневом взгляд, могучий огонь которого не всегда мог сдержать удалец, и багровый румянец, заливавший его лицо и шею, признак того, что душа воспламенена жаждой мщения - все это никак не соответствовало облику смиренного тюремщика, покорного начальству, и могло, в конечном счете, вызвать подозрения у любого наблюдательного человека.
Гнев - плохой советчик. Поддайся ему Гачаг Наби - и, глядишь, как молодой лев, он бросится на губернатора, не устрашившись блестящих штыков, чтобы вонзить ему под лопатку свой острый нож. Но - удастся ли успеть совершить возмездие, если генерал окружен такой огромной свитой? Вот что остановило смельчака. Да и потом - предположим, он сумеет сейчас поразить ненавистного врага. Положим даже, что и в этот раз Гачаг Наби останется победителем и в этой молниеносной схватке, а как же с Хаджар, томящейся в темнице? Положение ее, надо сказать, без того тяжелое, разом резко обострится, и один аллах знает, удастся ли после таких событий когда-нибудь увидеть белый свет, яркий свет свободы.
Нет, спешить в таком деле никак нельзя. Хотя действовать необходимо! Тем более, что Гачаг Наби не один оказался в Гёрусе - в толпе тут и там затесались его удальцы, переодетые бедными сельчанами, пришедшими искать справедливости у высокой власти, другие оделись купцами, или кем там еще... Каждый на свой лад! Действовать надлежало разумно и взвешенно. Не смельчаком, у которого кровь кипит в жилах, должен был сегодня показать себя Наби, а мудрым руководителем, настойчиво претворяющим в жизнь заранее продуманный во всех деталях план. Вот чего ждут от него друзья, вот чего ждет от него несравненная Хаджар, душа которой давно уже рвется из тесных стен темницы.
Самое главное, решил про себя Ало-оглы, это обмануть умного и наблюдательного Татарыбека. Стоит только в чем-то на миг ошибиться - и, схваченный могучей рукой, Ало-оглы окажется в темной камере, прочная массивная дверь которой закроется за ним навсегда...
Чуткая Хаджар, Ханали-кызы, ни о чем не осведомленная, не знающая, что уже выехал из своего дома губернатор, не знающая, что уже бродит в казенной одежде готовый к подвигу ее умный и смелый супруг, тем не менее почувствовала смятение и тревогу. Она угадала, что вот-вот что-либо произойдет, и ждала этого часа, тянулась к нему всей душой.
Закованная в тяжелые цепи, она вдруг ощутила, что оковы становятся невесомыми, как бы готовыми отпустить ее на волю... Значит, Гачаг Наби близко!
У Хаджар было время, чтобы продумать свою предстоящую встречу с генерал-губернатором. Она знала, зачем он собирается посетить этот мрачный каземат. Конечно, он начнет с ней отеческие беседы, как бы озабоченный ее, Хаджар, спасением. Расскажет, что жалко расставаться с молодой жизнью, или, если голова разбойницы уцелеет, - со свободой, что почти равноценно для человека, который хочет жить наполненной и яркой жизнью.
"Не все еще потеряно, - скажет ей генерал, поглядывая снисходительно, всё в твоих руках, моя милая. Великий император, самодержец всея Руси, очень благоволит к своим мусульманским подданным. Он всегда готов вникнуть в их обстоятельства и оказать снисхождение. Не упускайте этого случая, милая. Он может больше не представиться. А нужна от тебя самая малость. Порви с этими мужланами-разбойниками, одумайся и пойми, что закон и сила на нашей стороне. Тогда больше нечего будет бояться."
Тут, наверное, генерал-губернатор помолчит немного, чтобы пленница успела пораздумать и понять все выгоды его великодушного предложения.
"В конце концов, - скажет он погодя, - не забывай, красавица, что бунт так же, как и война - дело только мужское. А женское дело - тем более, как я слышал, у мусульман - жить в стенах родного дома, выполнять свой святой материнский долг, который есть первая и главная обязанность перед родиной и царем-батюшкой!"
При этих словах губернатор подымет вверх указательный палец, подчеркивая мудрость высказанной им мысли.