Орлица Кавказа (Книга 2)

В толпе взволнованных людей, тесно сбившихся в кольцо вдоль стен, наполнивших камеру натужным сопением, крутым запахом конского и ядовитого мужского пота, недвижно стоял Ало-оглы. Опустив голову, чтобы нечаянный взгляд соглядатая не упал на его лицо, он ни на миг не упускал из виду ни губернатора, исполненного величия, ни Татарыбека, хищно раздувавшего ноздри, ни прекрасную Хаджар, лицо которой светилось вдохновением, понять причину какового никто не мог. Естественно, Ало-оглы было все понятно.

Особенный гнев и ярость вызывали у Гачага Наби два палача, находившиеся сейчас на расстоянии вытянутой руки от него. Именно палача, потому что разве можно назвать по-другому людей, отправлявших на тот свет печальных узников? И если они это делали не посредине людной площади, под грохот барабанов, а в тиши подземелья; если смерть приходила не по приговору самого неправедного, но все же состоявшегося суда, а по наущению высших чинов, высказанному с глазу на глаз в безлюдьи высоких кабинетов - дела их не становились более праведными, совсем наоборот. Пожалуй, они даже были хуже палачей; это просто наемные убийцы, готовые расправиться с каждым, на кого укажет начальственный перст.

Конечно, этим двум псам не место на белом свете! ало-оглы был уверен в том, что его острый дагестанский кинжал легко справится с каждым, даже если он так тучен и громаден, как краснорожий Татарыбек или его великан подручный.

Сегодня наступит их последний час!

После того, как он вынес смертный приговор Татарыбеку и фельдшеру, Гачаг Наби принялся снова разглядывать камеру и коридор, чтобы точнее оценить обстановку. Он внимательно проследил за тем, как усаживается поудобнее генерал-губернатор в услужливо подставленное ему кресло, поглядел, как присела на край принесенного ей табурета Хаджар, оглядел пристально камеру и особенно ее дальний угол, накрытый циновкой, где, как он знал, скрывался вход в подкоп, который вела Хаджар навстречу лазу, пробиваемому сюда из Черной пещеры.

Осмотром своим Гачаг Наби остался вполне доволен, так как ничего подозрительного ему обнаружить не удалось. Значит, и губернаторские псы подавно ничего не увидят.

Молчание затянулось, пора было приступать к допросу или беседе. Как именно нужно назвать этот разговор, заранее никто бы не мог сказать, это выяснилось бы только потом, смотря как повернется его причудливое течение.

Поначалу генерал-губернатор полагал беседовать с пленницей с помощью переводчика - толмача. Но князь был старым кавказцем и немного знал азербайджанский, именовавшийся тогда татарским языком, который был на Кавказе настолько же в ходу во всех уголках, насколько французский был надежным проводником и средством общения между образованными людьми в любой части Европы. Потому он решил не привлекать к разговору третье лицо и начал сам:

- Не лучшее место для молодой и красивой женщины - эта тюремная камера!

- Я не жалуюсь, генерал! - гордо ответила Хаджар.

- И даже оковы вас не тяготят? - прищурился князь.

- Раз уж судьба так повернула...

- Судьба-то ваша в ваших руках!

Начало было именно такое, как представляла себе Хаджар, и поэтому ей стало спокойнее.

- Судьба наша в руках Аллаха! - сказала она уклончиво.

- Не только, не только... Губернатор покачал седой головой.

- Ну скажи мне, красавица, что вам не живется спокойно?

- А вам?

Ответ прозвучал вызывающе и генерал помрачнел. Однако взял себя в руки.

- Милая, вы забываетесь. Все мы в руке государевой, а он только и хочет спокойствия, мира и благоденствия своим народам, большим и малым.

- Ваш повелитель хочет спокойствия жестоким бекам и жадным купцам. А каково живется народу, который сеет, пашет и пасет скот - это его не волнует.

Генерала начала занимать эта беседа. Подумать только, она, разбойница, оказывается, еще и с идеями... А?

- Так разве беки и купцы - не вашего племени?

- Нет, господин губернатор. Они вашего племени.

- Что же, прикажете теперь всех, кто не гол, как сокол, числить русскими? Так, что ли?

- Я не про то. Я говорю, что те татарские ханы и беки, которых вы возвеличиваете и поддерживаете, еще худшие враги своему народу, чем ваши казаки и солдаты.

Почувствовав, какое смятение вызывают ее слова среди тех, кто толпился в камере, и ощущая горячим сердцем жаркие токи, которые идут к ней от притулившегося совсем в двух шагах Ало-оглы, Ханали-кызы продолжала:

- Беки грабят своих крестьян, их лизоблюды насилуют крестьянских девушек, отнимают невест у бедняков!

- Власти и закон не разрешают безобразий, - насупился князь. - Каждый случай преступного обращения с подданными расследуется и виновные бывают наказаны!

- Слишком далеко от нас власти, - не осталась в долгу Хаджар, - редко, когда стоны оскорбленных долетают до ваших ушей. А уж до ушей самого белого царя...

- Неправда, неправда. Царь все слышит! - посуровел лицом губернатор.

- И потому вас он послал в Гёрус?