Орлица Кавказа

И одно страшит их в этой открытой и кровопролитной борьбе — предательство, жуткое, как шорох затаившейся змеи, готовой с самой неожиданной стороны, внезапно, мгновенно нанести смертельный удар, выхватив из восставших самого сильного — вождя, полководца, без которого освободительное движение обречено. Предатель — фигура во всей истории человеческой зловещая и неясная. Нередко симпатии людей к ним искренни, а заблуждения длительны. Гачаг Наби хорошо знал это и потому вновь и вновь думал об этих «новых мусульманах», этих русских, пришедших к нему в отряд, искавших с ним встречи. Их облик внушал доверие, слова говорили о душевной чистоте, но здесь нельзя было ошибаться. Он не имел права делать ни одной, даже незначительной ошибки; в конце концов его жизнь, полная лишений и тягот, беспрестанной борьбы, не так уж важна сама по себе, но за ним стоят тысячи, и его трагедия может обернуться трагедией и для них. Не знавший грамоты сын Ало обладал врожденным чувством такта, мудростью и умел удерживать внимание на главных своих мыслях, ничем их не выдавая. Обменявшись первыми словами с пришельцами, Гачаг разом представил себе, какую огромную моральную помощь они могут оказать повстанцам. Во-первых, поддержать дух бойцов, во-вторых, покажут его правоту перед теми русскими, для которых его цели были в лучшем случае неясны. А потом, потом, разве он не думал установить на земле законы справедливости и равенства? Разве он не надеялся запечатлеть в них извечную мечту народа? Но что он может, не обученный грамоте, не имея в отряде ни одного человека, который мог бы помочь ему в составлении нового закона? Эти русские, несомненно, знают толк в этих делах и, если их помыслы действительно чисты, а сердце так же бесстрашно, как и выражение глаз, то они принесут ему неоценимую пользу. Время покажет, кто они, а сейчас главное для него — это закон гостеприимства.

— Значит, это вы «новые мусульмане»? — спросил Гачаг, по привычке пригладив усы.

— Это не так, — улыбнулась смело в ответ Людмила. — Мы не «новые мусульмане». Мы — христиане.

— Что же тогда привело вас сюда? Если вы не разделяете нашей веры, если вы душой связаны с вашим богом, то почему вам было искать меня?

— Видите ли, — сказал серьезно Андрей, — мы не «новые мусульмане» и не можем ими быть. Мы, может быть, в чем-то новые люди.

— Не понимаю, — сдвинув брови, отозвался Ало и повернулся в сторону Вели и Мехти, но те понимали еще меньше, о чем шла речь. — Не понимаю, что означает новые люди, — продолжал Наби. — У вас какая-то новая вера. В нового бога?

— Почему обязательно бога? — улыбнулся Андрей. — Мы те, кого русский император считает своими врагами.

— Вас? Врагами? — переспросил Наби. Ему показалось, что русский хвастает. Ну, я ему враг, потому что воюю против его солдат. А вы почему враги? Разве вы не разделяете его веры, не служите ему?

— Если бы служили, то были бы мы сейчас здесь? Да, мы ему враги, потому что стреляли в него.

— В кого? — невольно воскликнул Ало-оглы.

— В императора, — засмеялась Людмила.

— Стреляли, а он жив-здоров, — лукаво сказал Ало.

— Раз на раз не приходится, — грустно сказал Андрей.

— Да вы не расстраивайтесь, — расцвел дружелюбной улыбкой Наби. — Мне говорил землемер Василий о том, что стреляли в императора. Но я не думал, что это вы.

— Василий? — задумчиво произнес Андрей. — Василий… Нет, его мы, пожалуй, не знаем. Не помню, во всяком случае.

— А кого вы знаете, кто знает нас? — спросил Наби неожиданно, посмотрев прямо в глаза Андрею.

Людмила переглянулась с Андреем и достала из чемодана портрет Хаджар. Сердце Наби забилось.

— Где вы видели ее, где? — спросил он взволнованно.

— К сожалению, только на портрете! И знаем ее пока только как «кавказскую орлицу»!

— А как по-вашему, — заговорил тихо ало-оглы, скорее всего сам для себя, не преувеличена ли ее храбрость в народе? Не приукрашена ли она?

— Художник, — ответила так же тихо Людмила, — и изобразил великую женщину. Столько же прекрасную внешностью, сколько великую своим служением идее свободы.

— Да, это так. Это так, — вскочил на ноги Наби и взволнованно сделал несколько шагов в сторону; затем, вернувшись, он снова сел и заговорил уже спокойно, — да, это так. Но это так, не только потому, что наша Хаджар сама по себе храбрая и великодушная женщина. Прекрасная женщина. Потому что храбр, великодушен и прекрасен наш народ. У народа орлиные крылья и орлиное сердце. И женщина, его представляющая, должна быть орлицей!.. А вы знаете, кто написал ее портрет?

— Не знать близких друзей, это же невозможно! — засмеялся Андрей. — Это все равно, как не знать себя.

— Вы хотите сказать…

— Мы хотим сказать, что люди, написавшие портрет «кавказской орлицы», — г наши друзья!

— Тамара и Гогия?!

— Тамара и Гогия!

Как ни нравились пришельцы Гачагу Наби, как искренне себя они ни вели, Ало-оглы насторожился: почему они друзья, где могли видеться?

— Значит, вы их хорошо знаете? — после недолгого молчания спросил он.

— Да! — с некоторой досадой ответила Людмила, и эта досада не ускользнула от Ало-оглы.