Читаем Орлы Екатерины в любви и сражениях полностью

«Высочайшим Её Императорского Величества указом, данным Военной коллегии сего августа 2-го дня, Её Императорское Величество всемилостивейше соизволила пожаловать Вас в свои генерал-фельдмаршалы».

Румянцев стал не просто командующим, не просто боевым генералом, он стал теоретиком военного дела. Недаром существует целый раздел военной науки, именуемый Школой Румянцева.

Один из наиболее авторитетных исследователей Русского военного искусства ординарный профессор Николаевской академии Генерального штаба Дмитрий Фёдорович Масловский писал: «Есть многие отделы, в которых не видно следов влияния, например, великого Суворова или Потёмкина, но нет ни одного отдела, где не осталось бы следов Румянцева».

Масловский назвал Румянцева самым видным деятелем «в истории военного искусства в России, не имеющим себе равного и до последнего времени», то есть до второй половины XIX века, когда писал эти строки историк.

Антон Антонович Керсновский указал:

«Лишь в великой Румянцевской школе могли создаваться такие военные гуманисты, как Вейсман, Потёмкин, Пётр Панин, сам Суворов… Гению Румянцева обязана Русская армия появлением Суворова, творчество которого смогло благоприятно развиваться лишь в обстановке, созданной Румянцевым. Не будь Румянцева, в силе бы оставалась пруссачина – и командир Суздальцев не преминул бы получить от военной коллегии “реприманд” за несоблюдение устава и требование наистрожайше впредь руководствоваться лишь артикулами оного. Полк лишился бы “Суздальского учреждения”, а армия – “Науки побеждать!..”».

<p>Награды Императрицы и восторги короля</p>

Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский в «Словаре достопамятных людей русской земли» писал:

«Велики были заслуги, оказанные Отечеству Румянцевым, но и награды, полученные им от справедливой Монархини соответствовали оным.

Екатерина в день мирного торжества 10 июля 1775 года пожаловала графу Петру Александровичу:

1) наименование Задунайского, для прославления через то опасного перехода его через Дунай;

2) грамоту с прописанием побед его;

3) за разумное полководство: алмазами украшенный фельдмаршальский жезл;

4) за храбрые предприятия: шпагу, алмазами обложенную;

5) за победы: лавровый венок;

6) за заключение мира: масличную ветвь;

7) в знак Монаршего благоволения: крест и звезду ордена Св. Апостола Андрея Первозванного, осыпанные алмазами;

8) в честь его и для поощрения примером его потомства: медаль с его изображением;

9) для увеселения его: деревню в пять тысяч душ в Белоруссии;

10) на построение дома: сто тысяч рублей из Кабинета;

11) для стола: серебряный сервиз;

12) на убранство дома: картины.

Этого мало: Екатерина умела и наградам своим придавать оттенки для возвышения заслуг и самой благодарности. В списках, удостоенных 10 июля Монаршего благоволения, первое место занимал по старшинству князь Александр Михайлович Голицын, второе Румянцев, но Государыня хотела отличить последнего перед первым и собственною рукой прибавила к его титулу слово Господин, между тем как Голицын наименован просто генерал-фельдмаршалом! Она желала, чтобы Задунайский, по примеру римских полководцев, имел въезд в столицу через триумфальные ворота на колеснице: скромный герой, привыкший к лагерной жизни, отказался от почестей и ещё более явил себя великим в глазах соотечественников! Малороссия снова поступила под начальство его: оттуда Румянцев вызван был в С. Петербург (1776 г.), для сопровождения наследника престола в Берлин, по случаю предназначенного бракосочетания его с племянницею короля прусского принцессою Виртембергскою.

– Приветствую победителя оттоманов, – сказал Фридрих Великий Румянцеву в то время, как фельдмаршал преклонил перед ним чело своё:

– Я нахожу великое сходство между вами и генералом моим Винтерфельдом.

– Государь! – отвечал Румянцев. – Для меня весьма бы лестно было хоть немного походить на генерала, столь славно служившего Фридриху.

– Нет, – возразил король, – вы не этим должны гордиться; но победами вашими, которые передадут имя Румянцева позднейшему потомству.

Уважая достоинства российского полководца, король приказал военному штабу своему явиться к Румянцеву с почтением, с поздравлениями; возложил на него орден Чёрного Орла; собрав весь гарнизон в Потсдаме, представил примерное Кагульское сражение, которым сам предводительствовал.

В Берлинской Академии Наук славный Формей произнёс речь, в коей выхваляя добродетели наследника Престола Российского, коснулся и Румянцева:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное