- Как вы думаете, у нас есть в запасе несколько минут? - спросил он.
- Минут тридцать, думаю, есть, Владимир Ильич, - ответил я.
- Замечательно! Тогда, может, немного побеседуем?
- Охотно! - согласился я. - С чего начнем?
- Растолкуйте мне ваше видение происходящего сейчас в России, в Петрограде и сделайте, пожалуйста, особый упор на создании Красной Гвардии.
Мой рассказ занял почти все отведенное для беседы время. Ленин слушал внимательно, не перебивая, накапливая вопросы в памяти. Когда я закончил, спросил:
- Скажите, товарищ Абрамов, насколько прочен существующий сейчас союз между большевиками и эсерами?
- Я не готов ответить за всех эсеров, Владимир Ильич, но за большую часть тех, кто входит сейчас в Красную Гвардию, в Петроградский Совет и в его Исполком я поручиться готов!
- Откуда такая уверенность? - хитро прищурился Ленин.
- Так мне со стороны виднее, - улыбнулся я. - Я ведь, Владимир Ильич, формально ни к какой партии не принадлежу, хотя тесно связан с большевиками. Но у меня много партийных друзей. Глеб Бокий и Николай Ежов - большевики, Михаил Жехорский и Вячеслав Александрович - эсеры. Я могу твердо сказать: у нас общие цели и общие интересы.
- Тогда я спрошу по-другому. Как вы думаете, Глеб Васильевич, если ЦК ПСР возьмет курс на конфронтацию с большевиками, решатся ли ваши товарищи выступить против мнения ЦК, вплоть до раскола?
- Думаю, да, - твердо ответил я.
Ленин задумался над моим ответом. В это время нас позвали в самолет.
- Договорим в Питере, товарищ Абрамов, - сказал Ленин. - И не сочтите за труд познакомить меня с вашими товарищами.
- Непременно, Владимир Ильич, - заверил я.
Когда самолет оторвался от земли, я посмотрел в иллюминатор. Швейцарские социалисты махали нам вслед. А я ведь, честно говоря, представлял себе подобный эпизод не более как шуткой.
Над Германией нас перехватить не пытались. Может, просто было нечем, а, может, немцы действительно считали прибытие Ленина в Россию фактором для себя желательным, неважно, в пломбированном вагоне или как иначе. Ленин весь полет о чем-то негромко беседовал со Шляпниковым. За шумом моторов мне их разговор слышен не был. Когда полетели над морем, я пошел в кабину. Алехнович был слегка озабочен.
- Что невесел? - обеспокоился я дурным настроением пилота. - Горючка на исходе?
- Топлива хватит, даже останется. Сесть бы до темноты.
За иллюминатором действительно быстро темнело. Дело принимало скверный оборот. До суши дотянули еще засветло, а потом тьма поглотила самолет. Огней внизу было много, но к аэронавигации они отношения не имели.
- Что будем делать? - спросил Алехнович.
- По твоим расчетам, далеко еще до аэродрома? - ответил я вопросом на вопрос, проклиная себя в душе за то, что не предусмотрел возможности ночной посадки.
- Должны быть уже на подлете, - ответил пилот.
- Тогда снижайся потихоньку. Если они не догадаются обозначить нам посадку, на дорогу будем садиться, что ли.
- Думаешь, могут догадаться? - повернул ко мне голову Алехнович.
- Уверен! - почти выкрикнул я. - Смотри!
Прямо по курсу были видны две параллельные цепочки огней.
Первым на шведской земле нас встретил Бокий. Он влез в самолет сразу, как отдраили входной люк, и весело прокричал:
- Здравствуйте, товарищи, с благополучным прибытием! - Потом добавил: - Выгружайтесь, ночевать будете здесь!
Пока один тезка готовил самолет к ночной стоянке, а другой помогал пассажирам из него выгружаться, я подошел к стоящему в сторонке Львову. Мы поздоровались, и я поспешил поблагодарить Львова за догадливость.
- Молодец, что обозначил полосу кострами!
- Это было совсем не трудно, - пожал плечами Львов. - Мне доводилось бывать на фронтовых аэродромах, и я видел, как наши пилоты ночью сажали машины по трем кострам. Правда, здесь я запалил больше, но ведь хуже от этого не стало?
- Нисколько, - подтвердил я.
- Этот аэродром является запасным, - продолжил Львов. - Вам тут никто не помешает, но и покидать его пределы вам запрещено. Переночуете в одном из аэродромных помещений. Особого комфорта не обещаю, но ужин и постель каждому будет обеспечена!
Вылет был назначен сразу после рассвета. Посадка уже заканчивалась, когда Львов сказал, не глядя мне в лицо:
- Я с вами не полечу. Хочу несколько дней побыть с семьей. А то за хлопотами...
Он не закончил и, молча, ждал ответа. Неужели он действительно предполагал, что я попробую его отговорить? Не дождешься, товарищ полковник!
- Конечно, оставайся, - как можно мягче произнес я. - Вернешься, как с делами управишься.
Львов посмотрел на меня странным взглядом, потом сказал:
- Я обязательно вернусь. Хотя бы за тем, чтобы помочь Государю.
Повернулся и пошел прочь от самолета.