Я сидел на квартире, за окном которой поблёскивала гладь Екатерининского канала. Часы пробили десять. Время начала операции. В эти минуты группа неизвестных в офицерском прикиде, без погон, но с полумасками на лицах, во главе со Львовым, лицо которого открыто, нейтрализуют охрану у покоев царской семьи. Николай с супругой и детьми уже готовы. Царь сбрил усы и бороду, все одеты в простые одежды. Львов объясняет удивлённому Николаю присутствие масок на лицах его освободителей: им ещё жить в России. Царь абсолютно доверяет Львову, потому такого объяснения ему достаточно. Сейчас все выйдут через заднее крыльцо и скроются среди парковых деревьев. Долго мучить ноги им не придётся. На ближайшей аллее их ждёт крытый грузовик с красными крестами по бортам. Не царское, конечно дело, разъезжать на подобном транспорте, но так и случай особый.
Звонит телефон. В трубке голос Алехновича:
– Они здесь!
Сразу следует отбой, но мне и так всё понятно: на аэродроме засада. И не важно, будут ли брать царскую семью живьём, или перестреляют на месте – пришла пора приводить в действие запасной вариант.
Еду на перехват санитарного грузовика. Как и условились, они ждут меня на перекрёстке. Проезжаю мимо без остановки. Они должны последовать за мной. Оборачиваюсь. Всё в порядке. Дорога, по которой мы сейчас едем, ведёт, разумеется, не к аэродрому. Впереди показалась полоска воды. Грузовик притормаживает и отстаёт. Подъезжаю к причалу, возле которого меня ждёт тральщик «Китобой»…
Тральщик «Китобой», если вы помните, использовался в качестве офицерского штрафбата. До недавнего времени…
Этот вопрос председатель «Центробалта» Дыбенко поднял, чуть ли не в самом начале разговора.
– Ну, учудил ты тогда в Кронштадте, товарищ Ежов, – усмехаясь в усы, сказал он.
– Ты что имеешь в виду? – решил уточнить я. – Я ведь тогда много чего, как ты выражаешься, «учудил».
– Да с тральщиком «Китобой», – уточнил матрос.
– Ну, это чудо было во спасение. Перебили бы офицеров-то.
– Да это я понимаю, продолжил улыбаться Павел. – Только теперь пора с этим кончать, как ты думаешь?
– Думаю, пора, – согласился я. – Офицеры нужны на кораблях, да и поняли они, наверное, уже кое-что. Вот только сразу расформировывать экипаж тральщика не стоит.
– Это ещё почему? – удивился Дыбенко.
– Надо присмотреться к офицерам в обычной обстановке, без конвоя. Как они себя поведут? Не зря их всё-таки в штрафники сослали.
Дыбенко задумался.
– Пожалуй, ты прав, – согласился он с моим предложением. – Только кто же за ними приглядывать будет, когда конвой снимем?
– А давай назначим им комиссара? – предложил я. – Есть у меня один товарищ на примете…
Тральщик «Китобой» был в нашем плане частью запасного варианта, который теперь стал основным. Это по моему запросу он прибыл сюда их Кронштадта.
У трапа меня встретил комиссар корабля Берсенев. Именно его фамилию я назвал в том разговоре с Дыбенко.
– Ну, как ты тут? – спросил я, пожимая мичману руку. – Нашёл общий язык с командой?
Берсенев лишь неопределённо пожал плечами.
– С кем-то нашёл, с кем-то не очень. Ты лучше ответь, что у тебя с Наташей, почему она всё время о тебе спрашивает; вы что, перестали встречаться?
На этот непростой вопрос я ответить не успел. У трапа остановилась санитарная машина. Из кузова повыскакивали люди в полумасках и устремились к трапу. Дневального нейтрализовали, а вот Берсенев успел расстегнуть кобуру. Пришлось придержать его за руку.
– Не стоит, Вадим.
Он удивлённо посмотрел на меня. Нас окружили и обезоружили. Через несколько минут корабль был захвачен. Команду, присовокупив к ней меня, собрали на шкафуте. С краткой речью к нам обратился Львов:
– Господа! Мы такие же патриоты России как, надеюсь, и все вы. К захвату корабля нас вынудили обстоятельства. Наш долг спасти от расправы одну русскую семью. Для этого мы должны выйти в море и там дождаться подхода шведского судна «Северная звезда», которое выйдет сегодня из Петрограда под флагом Красного креста. Мы должны будем подойти к борту судна и пересадить на него охраняемых нами пассажиров. После этого ваша миссия будет окончена. Надеюсь на ваше понимание, господа. Делайте всё правильно, и никто не пострадает.
После этой речи всех членов экипажа свободных от вахты, а так же Берсенева заперли в одном из кубриков. Меня же отконвоировали на мостик. Командир хмуро на меня покосился и продолжил отдавать команды. Он меня явно узнал. Не мог не запомнить, как я отмазал его тогда, во время трибунала. Но тёплых чувств ко мне почему-то не испытывал. Львов сказал, обращаясь ко мне, но так, чтобы это слышали все находящиеся в рубке:
– Вы, господин Ежов, наша страховка на случай непредвиденных обстоятельств. Если что пойдёт не так, ваша пуля первая!
Самым сложным было пройти мимо Кронштадта. Нас запросили: «Китобой», куда следуете? Львов приказал сигнальщику:
– Семафорь: На борту командир Красной Гвардии Ежов. Следуем в Гельсингфорс.
Для пущей убедительности меня вывели на открытую часть мостика. Разглядели меня в бинокль или нет – не знаю, но с берега передали: «Счастливого плавания!»