В доме маркиза Маруцци еще до прибытия Орловых располагалась резиденция, в которой происходили секретные встречи с представителями славянских народностей. В рескрипте Екатерины II от 23 февраля 1768 г. сообщалось: «…поверенному в делах маркизу Маруцци повеление дано перевесть к себе до двух сот тысяч рублей в полную вашу диспозицию. Деньги вам надобны будут на разные и многие отправления нарочных, для приобретения на свою сторону лучших людей между разными народами, дабы способом сим приводить в движение целыя кучи, на снабжение их недостающими им припасами и на другие многообразные расходы».
Деньги эти выдавались А. Орлову по мере надобности под расписку для составления отчета по расходам.
Алексей, конечно, знал Д. Бортнянского еще по Петербургу, но здесь он предложил ему совсем не музыкальную роль дипломата и переводчика, так необходимую сейчас для привлечения повстанцев к союзническим действиям на стороне России. Бортнянский согласился; так началась его секретная миссия у теплых берегов Средиземноморья, подробности которой, естественно, не оставили следов ни в документах, ни в мемуарах.
Годом позже после прибытия в Италию Березовского там же, закончив трехлетнее обучение в Париже, объявилась другая, ставшая впоследствии знаменитостью, фигура — скульптора Федота Ивановича Шубина (первоначальная фамилия — Шубной). Судьба этого талантливого «черносошного крестьянина» была определена содействием М. Ломоносова (земляка Федота), бывшего к этому времени уже всемирно известным академиком. Поначалу Шубин поработал истопником у государыни в Зимнем дворце, а вскоре с его художествами познакомился И. И. Шувалов, определивший молодого резчика по кости и камню в Академию художеств.
Ф. Шубин, так же как и М. Березовский, прошел дополнительно обучение в Болонье и также получил звание академика. В Италии появились первые прославленные его работы: барельефные портреты И. И. Шувалова, Алексея и Федора Орловых, а также «круглый» портрет (бюст) Ф. Н. Голицына.
Прибыв в российскую столицу, он «пошел нарасхват» при дворе государыни, здесь им создан скульптурный портрет Екатерины, продолжена серия семейных портретов братьев Орловых; сначала Шубин изобразил в камне Григория, несколько позже — Ивана, а в 1778 г. — повторно бюст Алексея (его «итальянский» портрет не сохранился), а затем и бюсты Федора и Владимира. Григория Шубин изображал несколько раз. Шубинские портреты — бюсты Ивана и Владимира настолько схожи, что их можно принять за изображения одного человека. Все пять скульптурных изображений братьев экспонируются в Третьяковской галерее.
Окончание войны
Пока турецкий флот находился «взаперти» близ Константинополя, русские, используя затишье, чинили свои суда, проводили мелкие операции, но решительных действий уже не предпринимали.
А. Орлов снова засобирался в Петербург.
С начала отдаления от Двора Григория, относящегося к 1771 г., перед государыней обозначилась еще одна проблема. Хотя влияние Орловых в гвардейских полках было уже совсем не то, что десять лет назад, Екатерина боится Алексея и, несмотря на завоеванную им при Чесме славу и жалобы на нездоровье, оставила его и Федора в Европе, опасаясь возможного повторения событий 1762 г., о чем говорит ее приказ прибалтийскому губернатору Броуну не пропускать Алексея, если тот окажется в Риге без ее позволения.
Но в конце 1773 г. такое позволение было получено и все братья, кроме Ивана, неоднократно встречались, что видно из письма Владимира Ивану в Москву: «…двух больших, кроме утра, дома никогда не бывает и обедают нечасто дома. Холостяка мешает. Может быть и у Алехана есть искра любовная, только еще не верно, а подозревать очень можно. Все вечера он бывает не дома и большую часть проводит их в одном доме… Послал тебе сегодня аглицкую коляску с островским извощиком… Дулцинся Федорова (возлюбленная Федора. —
На заседании Совета 7 октября 1773 г., где А. Орлов снова появляется вместе с императрицей, он просит в подкрепление еще одну эскадру для замены изношенных судов, докладывает, что имевшиеся у него планы по разорению Салоников и Смирны в целях пресечения поставок в Турцию пришлось оставить из-за болезни и покинуть флот. О себе граф сказал, что государыня желает и впредь видеть его главнокомандующим на юге и что он как истинный сын Отечества не уклоняется от дел, но сомневается в успехе из-за «частых болезненных припадков».
Собираясь в Средиземноморье оканчивать дела, готовить флот к отправке в родные воды, Алексей не предполагал, что обстоятельства задержат его там еще на целый год. Он готовил уже дома свои к скорому возвращению, что видно из распоряжения Екатерины от 15 мая 1774 г. на имя санкт-петербургского генерал-полицмейстера Н. И. Чичагова: