Однако виленский воевода не обнаружил заметных способностей в искусстве интриг большого масштаба, в результате чего глобальные планы его не оказали сколько-нибудь существенного влияния на политическую игру дворов европейских государств. Какая-то неведомая сила внушила «принцессе» мысль о необходимости поездки в Стамбул в компании с Радзивиллом и Огинским. В мае 1774 г. она письменно пригласила Огинского в Венецию, откуда должно было начаться новое путешествие, целью которого являлось использование имени дочери Елизаветы Петровны для активизации действий на турецком театре военных действий и организации еще одного восстания в Польше; Лимбург был в курсе дела.
«Дочь российской императрицы» прибыла в Венецию под новым именем графини Пиннеберг в сопровождении полковника лимбургской армии барона Кнорра, служанки Францишки-фон-Мешеде и двух слуг. Здесь она устроилась в доме французского посла и сразу с удовольствием окунулась в приятное ей общество коротавших время у теплых берегов Адриатического моря богатых и влиятельных польских эмигрантов и французских офицеров, подавляющее большинство которых было тут же покорено красотой и умом «российской принцессы».
После полуторамесячного пребывания в гостеприимной Венеции графиня Пиннеберг с новой компанией сделала первый шаг на пути к турецкому султану, переместившись на остров Сицилия, в свободную республику-город Рагузу, встретившую известную путешественницу настороженно из-за опасения осложнений контактов с Россией.
В Рагузе впервые появились сфабрикованные документы, подтверждающие права дочери Елизаветы Петровны на российский престол. Известия о предстоящем заключении мира России с Турцией подтолкнули заговорщиков к новому рискованному плану. Руководимая кем-то невидимым претендентка написала письмо турецкому султану с просьбой помочь ей соединиться с Е. Пугачевым, которого она объявляла уже родным братом. Однако и эта просьба оказалась запоздавшей, отряды Пугачева были уже разбиты и рассеяны.
Оставался последний шанс: покорить А. Орлова-Чесменского и его ближайшее окружение, а на весь состав стоявшего в Ливорно морского флота должен был подействовать сочиненный заговорщиками манифест следующего содержания: «Божией милостью Мы, Елизавета II, княжна всей России, объявляем всем верным нашим подданным, что они могут высказаться только или за Нас или против Нас. Мы имеем больше прав, чем узурпаторы государства, и в скором времени объявим завещание умершей императрицы Елизаветы. Не желающие Нам принять присягу будут наказаны по освященным, установленным самим народом, возобновленным Петром I, повелителем России, законам» [37, 89].
Не позднее сентября 1774 г. к немалому своему удивлению А. Орлов получает через посредника, находящегося в Венеции (графа Монтегю), копию завещания Елизаветы Петровны, подтверждающую право наследования российского престола княжной, «принцессой Волдомирской», письмо на свое имя и воззвание к российскому флоту. Алексей в раздумье, но не надолго. Вероятно, мысль о пошатнувшихся отношениях с Екатериной у него промелькнула, но не более того. В самом деле, восстание Е. Пугачева фактически завершено, влияние Орловых на гвардию давно не то, что в 1762-м, с турками война закончена, а любовь к Отечеству оставалась неизменной. А что если это всего лишь хитроумно задуманная Н. Паниным проверка на верность государыне? «Если бы захотели узнать, насколько простирается моя верность Вашему Императорскому Величеству, я не дал бы никакого ответа», — пишет он в Петербург [37, 111].
Но там уже знают о претендентке и по другим каналам. Орлову императрица поручает, не входя в сношения с «известной женщиной» (имя княжны до дня ее смерти содержалось в строжайшей тайне), находящейся якобы в Рагузе, потребовать у местных властей выдачи ее и в случае несогласия бомбардировать город, а после захвата женщины доставить ее без промедления на корабле в Кронштадт. Но из Рагузы проворная княжна уже ускользнула.
А. Орлов заинтригован слухами о прекрасной авантюристке, ищет ее следы и находит их в Риме с помощью своего подданного майора Крестенека, подосланного к княжне, а также небезысвестного де Рибаса. Этого испанца, с 1772 г. принятого по протекции А. Орлова на службу России, он держал при себе в качестве офицера для секретных поручений. Кстати, это тот самый де Рибас, считающийся основателем Одессы (вспомним знаменитую улицу Дерибасовскую).
А. Орлов пишет: «Есть ли эдакая на свете или нет (т. е. мнимая дочь Елизаветы. —