Орлы Наполеона

Впрочем, по мере приближения поездки настроение повышалось. За день до отъезда Сергей подумал, что Ефимов всё-таки краски сгущает. А уже на вокзале, садясь в спальное купе, решил, что не так страшен чёрт, как его малюют.

Прямой поезд до Парижа, хотя и анонсированный властями, пока не существовал. Ехать предстояло экспрессом «Санкт-Петербург – Варшава», а уже оттуда, другим экспрессом, в столицу Франции. Путешествие обещало быть комфортным. С учётом особой миссии Белозёрова Министерство путей сообщения выделило отдельный прицепной вагон. Три купе занимали Сергей, Фалалеев и сопровождающий чиновник Долгов, а в остальных со всеми необходимыми предосторожностями поместили картины в ящиках.

Поезд тронулся. Высунувшись из окна, Сергей помахал оставшимся на перроне Настеньке с детьми, и, как всегда при расставании, сердце прихватила лёгкая грусть. Тут очень вовремя в купе заглянул бодрый Фалалеев.

– А что, Сергей Васильевич, не махнуть ли нам по маленькой? За благополучную поездку, а? – деловито осведомился он, потирая пухлые ладони.

Ну, что ж, помалу – оно в радость… «Вещи разложу потом», – решил Сергей, поднимаясь.

– Сотоварищ наш, Долгов Борис Афанасьевич, приглашает к себе, – продолжал соблазнять Фалалеев. – Он уж и стол накрыл.

Немного выпить в хорошей компании, под мерный перестук колёс, в уютном купе… А впереди интереснейшая поездка… И яркое весеннее солнце предвещает удачу…

Первую выпили за знакомство. Вторую посвятили успеху предстоящей выставки. После третьей решили говорить между собой исключительно по-французски – для практики.

Ну, Долгов-то – долговязый крепкий человек с лицом открытым и румяным, ровесник Сергея, – как дипломат владел языком профессионально. Фалалеев в бытность помощником ясновидца, незабвенного мсье Дюваля, говорить по-французски от него наумелся. А Сергей получил когда-то уроки от матушки Павлины Александровны. Воспитанная гувернанткой-француженкой, та на языке Бальзака и Дюма изъяснялась в совершенстве и совершенство это пыталась передать детям. Теперь материнские уроки предстояло вспомнить и освежить.

Договорились, что на официальных мероприятиях переводить будет Долгов – для точности. Ну, а простое общение на бытовом уровне Сергей осилит и сам.

Теперь сам бог велел по четвёртой – за взаимопонимание…

Возможно, что настроение Сергея не было бы столь благодушным, заметь он на вокзале, в толпе провожающих, живописца Звездилова. Прячась за чью-то обширную спину, он сверлил Белозёрова лютым взглядом.

И уж точно Сергей озадачился бы, узнав, что в кармане у Звездилова лежит билет на послезавтрашний экспресс «Санкт-Петербург – Варшава». И на экспресс «Варшава – Париж» тоже лежит…

Глава третья

С высоты третьего яруса Эйфелевой башни Париж был невероятно красив и напоминал пирог, разрезанный на аккуратные ломти.

Одни ломоть, ближайший, – это Марсово поле. Другой – Триумфальная арка, от которой лучами разбегались прямые широкие улицы. Третий – дворец Трокадеро в окружении великолепных садов и фонтанов. Четвёртый, самый длинный, – Сена, пересечённая мостами, чью серо-зелёную гладь неторопливо бороздили речные пароходики и катера.

И мансарды, мансарды, мансарды жилых кварталов. Целое море мансард…

Голова у Сергея малость кружилась, и вовсе не из-за того, что между ним и землёй было триста метров. Ему говорили, что Париж великолепен, однако он и не представлял, – насколько. Спасибо столичному префекту Наполеона Третьего барону Осману, перестроившему средневековый Париж с его грязью и вонью в красивый чистый город с тщательно продуманной планировкой улиц и бульваров!

В новый облик удивительно хорошо вписались здания-памятники и прочие достопримечательности, чей возраст исчислялся столетиями. При виде огромного и вместе с тем ажурно-лёгкого собора Парижской Богоматери, грандиозного Лувра, величественно-сакрального Пантеона душа художника замирала от неизъяснимого восторга. И так уже третий день подряд, – как в сказке…

Марешаль легко тронул за локоть.

– Обратите внимание, мсье Белозёров… Видите вон тот холм? Это самая высокая точка Парижа. Там находится район Монмартр. Это у нас центр столичной богемы.

– В каком смысле?

– Там во множестве живут нищие живописцы, бедные литераторы и бродячие артисты. На холме лет пятнадцать назад затеяли строительство храма, но пока дело застряло. Холм весь изрыт каменоломнями, его надо хорошо укрепить…

По-русски мсье Марешаль говорил вполне сносно, как и полагается референту российского Департамента министерства иностранных дел. (Кстати, французскому языку Сергея он сделал комплимент, из чего следует, что покойная матушка была хорошей учительницей.) Невысокий, деликатного сложения, тщательно одетый молодой француз встретил Белозёрова со товарищи на вокзале в Париже и сопроводил в роскошную гостиницу «Лувр», расположенную рядом с музеем.