"Орлы Наполеона"

Душой при этом ничуть не покривил. Рисунки, само собой, выходили пока сырые. Однако просматривался хороший любительский уровень, имеющий все шансы перерасти в профессиональный. У мадам был хороший глаз, твёрдая рука, чувство меры и пропорции. Ощущалось даже нечто вроде художественного почерка. И если одарённая самоучка не бросит рисовать, да ещё возьмёт уроки у хорошего мастера, то у неё вполне может сложиться яркая творческая карьера.

Всё это Сергей объяснил женщине, тщательно подбирая слова. В общении с начинающим автором важно не перехвалить. Но даже скупое поощрение произвело вулканический эффект. Мадам Лавилье по-девчоночьи взвизгнула, порывисто обвила его шею рукой и расцеловала в обе щёки, не забыв и губы. (Надо полагать, гонорар за консультацию.) Потом вскочила на ноги и, вырвав альбом, побежала в сторону деревни.

Сергей несколько растерянно смотрел ей вслед. До чего же взбалмошная женщина и, кажется, легкомысленная. На эту мысль наводил рисунок в начале альбома.

То был портрет Марешаля, и притом недурно выполненный. Само по себе это не удивило: если уж приходишь к мужчине в номер по ночам, почему бы и не нарисовать… Но ведь рисунок мог увидеть муж и задуматься, а почему, собственно, сосед по гостинице привлёк такое внимание жены. Или мужа из-за возраста и болезней поведение супруги уже не беспокоит?

Было в портрете француза нечто странное. Что-то в нём мимолётно зацепило, что-то привлекло особое внимание. Но что именно, Сергей сообразить никак не мог. Ну и чёрт с ним… Какое, собственно, ему дело ему до похождений мадам Лавилье? Пусть хоть на голове ходит. Работать надо. Уже третье мая, а замок Ла-Рош всё ещё не зарисован, во всяком случае до той степени, когда можно перейти от альбомных эскизов к холсту.

Выбросив женщину с её мужем и любовником из головы, Сергей решительно взял карандаш и принялся набрасывать очертания донжона.

Сотоварищи, как и следовало ожидать, появились в самый разгар работы. И кто после этого будет отрицать существование закона подлости?

— Сергей Васильевич, голубчик! — завопил ещё издалека Фалалеев, семафоря одной рукой. (В другой была корзина с торчащими из неё горлышками бутылок.) — Ну, что же вы от нас убежали? Небось, к тому же не пивши, не евши!

Сергей обречённо закрыл лицо ладонями. Хорошие, милые люди… Если бы только знали, как они ему мешают…

— Сергей Васильевич, мы же договаривались, что один вы ходить не будете, — строго заметил Долгов, приблизившись. — Как маленький, ей-богу.

— Так это мы когда договаривались? Теперь-то ситуация изменилась, опасаться нечего, — возразил Сергей.

— Опасность есть всегда, — философически изрёк Марешаль. — Например, где гарантия, что тройка пострадавших крестьян не бросит полевые работы и не заявится побеседовать с обидевшим их русским художником? Да мало ли что ещё может случиться в чужой стране… Так что вы уж от нас не убегайте.

— А вы меня не отвлекайте от работы, — огрызнулся Белозёров.

— Кто отвлекает? Кто отвлекает-то? — заволновался Фалалеев. — Я вот вам завтрак принёс. Сейчас накрою, перекусим, и работайте дальше на здоровье.

Сказано — сделано. Верный помощник проворно расстелил на траве скатерть и разложил нарезанные хлеб, сыр, колбасу. Украсил импровизированный стол тремя бутылками.

— Не рано ли? — усомнился Сергей, глядя на соблазнительные сосуды.

— В самый раз, — авторитетно заявил Фалалеев. — В тутошнем вине крепости почти и нет. Пьёшь-пьёшь, а всё никак не напьёшься… А не хотите, так и не надо. Пейте воду. Вон, целая река за спиной.

— Нашёл дурака…

С этими словами бывший гусар с удовольствием принял из рук помощника полный стакан.

Аппетитно жуя свиную колбасу, Марешаль сообщил, что накануне вечером получил телеграмму из министерства с информацией для Белозёрова. Сообщали, что выставка по-прежнему идёт с большим успехом. Можно сказать, с аншлагом. Министерство будет просить художника продлить запланированный срок работы вернисажа.

— Уж вы не отказывайте, Сергей Васильевич, — сказал Фалалеев, разливая. — Уважьте хозяев.

Сергей пообещал уважить. Выпили за дружбу между Россией и Францией.

Настроение стремительно улучшалось. После завтрака, разомлев, Сергей растянулся на траве и бездумно уставился в синее небо с белыми облаками. Думал о Настеньке и сыновьях, о своём доме думал, где в любимом саду под тёплым натиском весны сейчас распускаются первые листья. Как же теперь всё родное и близкое далеко… Ну, ничего. Ещё пара недель французской чужбины — и обратно к себе, в Россию. Там всё своё, там дел немерено…

Не заметил, как задремал. Всё-таки встать сегодня пришлось ни свет ни заря. Хотя с точки зрения работы польза от раннего подъёма оказалась мизерной. Спасибо мадам Лавилье и сотоварищам…

— Сергей Васильевич, просыпайтесь! Пойдём в гостиницу!

То был голос Фалалеева. Открыв глаза, Сергей подивился: пока он спал, поднялся ветер, небо затянуло тучами, и вот-вот могли сорваться первые капли дождя. Гладь реки вспенилась волнами, шумно бившими в стены замка.