Орлы златого века Екатерины

Исход счастливый из его скитаний на чужбине
Не потому ль произошел, что им оставленный отец
молился эти годы все, как он считал, о непутевом,
о своем заблудшем сыне?

Михайло мучился от мысли непрестанно,

что бегством из дому нанес своему отцу
незаживающую рану.

Разрушив все отцовские надежды,

Весь его уклад, все упованье,
Он причинил отцу своему невыразимые страданья.

Отец остался брошен, одинок,

А сын в первопрестольную ушел,
Не заплатив оброк!

Но ведь и сын все эти годы не менее отца страдал,

Он все подробности при этом вспоминает,
переживает, тем более, что о судьбе отца он ничего
не знает.

Михайло, всю жизнь свою отдав науке,

Родине, Отчизне, Богу,
Вину перед отцом свою, быть может, искупил,
Хотя б частично, хоть немного.

Все эти годы не менее страдал он от разлуки

с любящей, преданной ему Кристиной,
Своею драгоценной половиной!

Дорога в дюнах все еще длинна,

И испытаний чаша все еще не выпита до дна!
А денег у него как не было, так нет,
И не на что купить обратный для него
На Родину билет.

А где их взять, не знает,

К тому ж от Генкеля на просьбу на свою
Отказ он получает.

На просьбу о деньгах откликнулся Шумахер

И, видимо, не зря,
Михайло вскоре поднимется на борт плывущего
в Россию корабля.

Корабль плывет, а он в каюту все нейдет,

Туда вернувшись, под утро в сонную дремоту
погружен,
Он видит странный и – как оказалось позже —
вещий сон.

Он очутился вдруг на острове, затерянном в волнах,

далеком, пустынном, мрачном, одиноком,
Где, кроме скал и грохота прибоя,
Ни глаз ни слух ничто не различал.

Предчувствием каким-то тягостным томим,

В молчании глубоком, он тихо, медленно идет
По полосе прибоя одиноко,
И вдруг, внезапно видит пред собою
Отцовский челн, тот самый галиот,
Который, как помните вы сами,
Был сделан до последнего гвоздя
Отцовскими руками.

Волной морской на скалы выброшен

И бурей вдребезги разбит,
Теперь совсем уже скелет и инвалид,
Из коего обломок мачт и сломанный штурвал торчит.

Но что же там чернеет впереди?
Михайло невольно ускоряет шаг,
Подходит ближе, ближе,
Он видит чей-то бездыханный труп,
Его пытаясь разглядеть,
Склоняется к нему все ниже, ниже,
Пред ним он, стоя на коленях, узнает —
Уж нет сомненья боле,
Знакомые и близкие до боли
Черты лица родного, им любимого отца.

Так вот где он нашел свою могилу!

Здесь, вместе со своим челном,
Когда то смело море бороздившим,

И вместе с ним теперь навек почившим.

И в этот миг Михайло вдруг проснулся,
В поту холодном он очнулся
И долго уж потом уснуть не мог.
На палубу поднявшись,
У борта долго он еще стоял,
Пока совсем уж не продрог,
Пока не заалел восток.