Орнамент

Я был уверен, что Йожо вернется. Потому-то и хотел все осмотреть и в глубине души даже надеялся, что Йожо, возможно, тут уже появлялся. Если он не вернется, я должен буду эти вещи как-то ему передать. Вдруг мне стало понятно: ситуация в высшей степени неприятная, ведь и в том, и в другом случае мне придется информировать тех, кто Йожо разыскивает. Было бы хорошо с ним об этом поговорить. Я бы, наверное, и дома не смог усидеть, поскольку все, что меня здесь окружало, производило гнетущее впечатление, но в то же время я боялся, что Йожо придет в мое отсутствие, возьмет свои вещи и уйдет. Это, по правде говоря, было бы самым разумным, ведь тогда я мог бы отговориться, мог бы рассказать, как все случилось, и меня было бы не в чем упрекнуть. Больше всего мне хотелось, чтобы все уже кончилось, хотелось как можно скорее избавиться от этих вещей, поскольку я полагал, что, как только это произойдет, проблема для меня будет закрыта. Я смогу сообщить сразу, с утра, что вещей нет, что все исчезло в мое отсутствие, и этим все для меня закончится. Все, что было связано с Йожо, вызвало вдруг во мне сильную неприязнь, было бы лучше о нем никогда и не слышать.

Всю ночь я просидел у стола, под утро меня охватила дремота, я упал на кровать, оставив включенным свет.

Спал я недолго. Проснувшись, какое-то время еще лежал, но увидев вещи Йожо, окончательно пришел в себя и снова забеспокоился.

Я встал и открыл окно. День обещал быть погожим, небо ясное, ни единого облачка. Правда, дул довольно холодный ветер. Но из парка неподалеку доносилось птичье пение, громче других слышались голоса синиц и воробьев, поскольку заботливый хранитель парка, Яркин отец Блажей, развесил там для них достаточно кормушек. Правда, мне показалось, что в парк уже прилетели и другие, перелетные птицы, которые здесь не зимовали, но все равно и те, что зимовали, пели уже как-то по-другому, более мелодично, по-весеннему.

Я ощупал рот. Верхняя губа болела, но только изнутри. Я потрогал передние зубы. Мне показалось, что два из них немного шатаются. Потом подумал, что они, возможно, шатались у меня и раньше, а если нет, то как-нибудь со временем перестанут.

Я с неохотой сел за свою дипломную работу, и вчитавшись в нее, сразу заметил, что там тоже есть ошибки, которых наверняка не было бы, если бы у меня не жил тогда Йожо. О некоторых вещах я не стал бы упоминать, да они и не были, собственно говоря, связаны с моей конкретной темой. Но она, видимо, захватила меня слишком глубоко, захотелось представить мир более обобщенно, и потому в моей дипломной работе стали встречаться весьма необычные предложения и даже целые абзацы.

Очевидно, беседы с Йожо сильно повлияли на меня, со многими его взглядами я ни тогда, ни в дальнейшем не мог полностью согласиться, но что интересно — я надолго запомнил их содержание.

Я вычеркнул несколько предложений и абзацев, написанных, как мне казалось, под влиянием Йожо, в которых увидел отражение наших многочисленных дискуссий, и после этих сокращений работа, на мой взгляд, стала выглядеть вполне прилично.

Потом я отнес дипломную работу своему консультанту. Тот прочитал и одобрил ее. Тогда только я вспомнил про Эву и подумал, что она тоже могла бы перепечатать мою работу, взяв взаймы у кого-нибудь пишущую машинку.

И все сразу оказалось таким простым. Эва действительно попросила в своем институте пишущую машинку, перепечатала дипломную работу и отдала в переплет. И защита прошла хорошо.

Я думал, что на торжественное вручение дипломов придут только мои родители, но приглашения разослал всем. И почти все пришли.

Ко мне вдруг бросилась моя квартирная хозяйка, на ней было совершенно новое платье, которое я еще ни разу на ней не видел, и туфли были новые, на высоком каблуке без задника, как только она в них ходила, за ней спешил Яркин отец Блажей, он скакал на одной ноге, поскольку костыль у него, кажется, тоже был новый, словно он его специально берег для такого случая. Мне даже стало как-то неловко. Блажей больше других меня обнимал, не желал подпускать ко мне ни свою жену, ни Ярку, ни ее мужа, он все обнимал меня и повторял: — Этого парня я воспитал!

Поблизости стояли мой отец и моя мама. И Эва. Только она стояла с другой стороны и держала в руках самый красивый букет.

Но Яркин отец никого не желал ко мне подпускать, а снова и снова каждому говорил: — Это мой парень! Этого только я воспитал!

Его жена возмущалась: — Ну, разве он не осел?!

Даже я не понимал, к кому это относилось, только догадывался. Но хотел, по крайней мере, своему отцу объяснить, что даже если это относится ко мне, не нужно принимать близко к сердцу.

Тут пани Ярка отодвинула своего отца: — Дедуля, Блажей, идите уже, не буду говорить — куда! Другие тоже хотят его поздравить!