Ороборо: Изгоняющий кошмары (СИ)

Он вскинул голову и всмотрелся в спокойное лицо Чонина. Взгляд без фокуса и оттенки равнодушия в резких чертах. Немного запавшие щёки и твёрдые скулы, обветренные губы, едва заметная синева над верхней губой и на подбородке, чёлка до самых глаз и густые ресницы. Кёнсу подался вперёд, коснулся кожи над верхней губой кончиками пальцев, уже смелее погладил ладонью по щеке и мягко тронул сухие губы поцелуем.

— Тебе нужно поесть хоть немного. Снова щёки запали, и черты стали такими острыми, что… — Он провёл пальцами от подбородка к уху, обратно, обводя по контуру нижнюю челюсть с одной стороны. — Ещё немного, и кость будто разрежет кожу. Прорвёт, как тонкую бумагу.

Чонин крепко сжал его запястье. Удерживал руку Кёнсу, не позволяя ни вновь коснуться смуглого лица, ни отдёрнуть конечность. Кёнсу затаил дыхание в ожидании дальнейших действий Чонина. Тот как будто колебался и решал что-то для себя. Только вот что? Кёнсу ведь правду сказал: Чонин в последние дни вообще ничего не ел, не считая той просьбы приготовить обед, но даже тогда он едва прикоснулся к еде. Маловато, чтобы ослабеть как в прошлый раз, но достаточно, чтобы его худоба вновь стала нездоровой и бросающейся в глаза.

Чонин внезапно отпустил его запястье, вытянул руку и наткнулся на грудь, неуверенно повёл к центру груди, вверх и замер, прикоснувшись к горячей коже на шее — над воротником рубашки.

— Какого цвета… это?

Кёнсу растерялся от неожиданности, покосился на собственную рубашку, сглотнул и тихо ответил:

— Серая рубашка. Светло-серая. Это как…

— Как пасмурное небо? — Чонин слабо усмехнулся и провёл кончиком языка по нижней губе. Машинально. Он часто так делал — Кёнсу замечал не раз. Чувственные губы. А если у человека чувственные губы, он часто покусывает их и облизывает. Именно поэтому такие губы кажутся обветренными. Или потрескавшимися. И ещё яркими. Притягательными для взгляда. — Я всё ещё знаю разницу между оттенками. Не надо объяснять мне, что означает тот или иной цвет. Я слепой, а не слабоумный.

— Я всего лишь хотел точнее обозначить оттенок. Ничего больше. И слабоумным я точно тебя не считаю.

Кёнсу сжал в ладони пальцы Чонина и попытался помочь ему встать. Чонин отдёрнул руку и поднялся сам.

— Ну ещё бы, — раздражённо заговорил Кёнсу. — Помощь тебе, конечно же, не нужна. Слушай, кому и что ты пытаешься доказать? Да, ты не видишь больше, но это не повод забиваться в скорлупу и выдерживать дистанцию. Да, ты прав, многие люди ведут себя именно так, как ты говорил. Словно ты прокажённый, а не просто слепой. Но ведь не все. Представь себе — исключения случаются. Ты не видишь, и это нормально, что тебе иногда нужен кто-то, кто будет смотреть за тебя. В этом нет ничего постыдного. И некоторым людям вовсе не обременительно смотреть за тебя. Некоторые люди способны считать это привилегией. Но, как видно, твой мир настолько узок, что исключает таких людей в принципе. Ты даже мысли не допускаешь, сколько народа тобой восторгается. Особенно сейчас, когда ты ни черта не видишь, но всё равно остаёшься Богом Танца. Пусть и слепой, но ты танцуешь так, как не всякий зрячий сможет…

У Чонина вдруг дрогнули губы. Он резко оттолкнул Кёнсу, едва не врезался в стену, с некоторым трудом сориентировался в пространстве и влетел в зеркальную комнату, от души приложив дверью напоследок. Кёнсу таращился на захлопнувшуюся дверь и пытался понять, что же могло так на Чонина подействовать. Что такого он сказал? На что именно Чонин так болезненно отреагировал?

Чип глухо рыкнул на Кёнсу, подошёл к двери и толкнул лапой. Дверь не поддалась.

Кёнсу тоже подошёл к двери, повернул ручку и заглянул внутрь. Чип протиснулся в щель, подбежал к усевшемуся на пол Чонину и пристроил голову у него на плече. Чонин продолжил возиться с плеером.

Кёнсу приблизился к нему, сел рядом и коснулся рукой колена. Его руку тут же смахнули. Почти отшвырнули.

— Чонин…

— Отстань. Ты высказался. И я тебя услышал. Достаточно на сегодня.

— Чонин, я просто хотел сказать…

— Что знаешь всё обо мне лучше меня самого? Я тебя услышал, не волнуйся.

— Да нет же! Я не хотел тебя обидеть, правда. Даже не представляю, чем мог тебя задеть. Я и в мыслях не держал…

— Что мне будет несказанно приятно выслушать всё это?

— Чёрт… — Кёнсу устало прикрыл глаза. — Ты тоже решил говорить за меня?

— То есть, ты признаёшь, что говорил за меня?

— Может быть. Не знаю. Не в этом дело.

— А в чём?