Орудие богов

– Нет, он так не сделает. Он захочет узнать, что вам известно о его поведении у ворот. Скажите, что вы знаете все и что вы велели стражникам молчать. Этот трус успокоится. Но если он станет вам угрожать, угрожайте ему сами! Пригрозите, что пойдете к Сэмсону сагибу со всей этой историей. (Но если и в самом деле так поступите, никогда больше не смейте посмотреть мне в лицо!) Потом доложите Гангадхаре, что обыскали погреб, – и то, что нашли, лежит под камнем, и что Блейн сагиб что-то заподозрил и запечатал дверь погреба. Вы меня поняли?

– Я понял, что мне предстоит бессонная ночь и адское утро!

– Ф-фу! Разве вы не солдат?

– Я полковник и покорный раб вашего высочества.

– Так докажите это!

– Как будто я уже не доказал! Ну ладно, все нормально, ваше высочество. Я на службе.

– Когда побеседуете с Гангадхарой, найдите Блейну сагибу повара и дворецкого, таких, чтобы можно было поверить, что они его не отравят!

– Если смогу.

– Конечно, сможете. Скажите Сите Раму, он найдет людей за час. Скажите, что это я ему приказала. Поняли? Так отправляйтесь!

Том свистнул собаку и пустил лошадь легким галопом. Дик направил лошадь к дому самым быстрым аллюром, какой позволяла крутизна холма. Ясмини почти всю дорогу разговаривала с ним.

– Вам надо уволить Чаму, – сказала она. – Он человек Гангадхары, а повар у него под каблуком. Каждый из них мать родную отравил бы за однодневную плату! В первую очередь с утра увольте обоих, если дорожите жизнью. И пусть Чаму увидит, прежде чем уйдет, как вы вешаете большой замок на дверь погреба, да еще досками ее забейте и положите сверху груз. Если кто-то придет и станет рыскать по дому, попросите Сэмсона сагиба прислать кого-нибудь для охраны.

– И к чему это приведет? – не понял Дик. – Что это значит?

– Это значит, – произнесла она с расстановкой, – что сети стягиваются на Гангадхаре! Ваша жена вам рассказала, что пытался сделать магараджа?

– Да, пока вы были у ростовщика, – кое-что.

– Если стражники расскажут Гангадхаре, что ваша жена была во дворце со мной и может свидетельствовать против него, как вы думаете, что он скажет?

– Будь он проклят! – пробормотал Дик.

– Способов много: змеи, яд, кинжалы в темноте…

– Что вы предлагаете? – спросил он. – Уехать ей из Сиалпура?

– Да, только со мной. Я знаю надежное место. Мы можем поехать вместе.

– Когда?

– Сегодня ночью. До рассвета.

– Как?

– На верблюдах. Гангадхара отобрал всех моих лошадей, но у него слишком мало мозгов, чтобы подумать о верблюдах, а у меня они есть! Я возьму из вашей конюшни свою лошадь и поеду за верблюдами, пригоню их к дому Макхума Дасса. Пусть ваша жена ждет меня там за час до рассвета.

– Дик, – Тесс обняла его. – Я хочу поехать! Знаю, это кажется безумием, абсурдом и дерзостью, но я уверена, что это не так! Я хочу, чтобы ты отпустил меня с ней.

Прежде чем он успел ответить, они доехали до дома. Он как следует все обдумал.

– Что ж, – сказал он наконец, – может быть, я свихнулся, но – поступай по-своему, девочка, поступай по-своему!

Глава 10

Я в священном аромате расцветаю,

И блаженство воцаряется вокруг:
Все я больше или меньше в жизни знаю,
Я самой судьбы поверенный и друг.

Если лгу, то ради правды я стараюсь,

Чтоб была ясней и крепче правды суть;
Если с вдовами сурово обращаюсь,
Я хочу их к жизни праведной вернуть.

Справедливо я решаю все задачи,

И стараюсь мир избавить от грехов.
Потому лишь я встречаю неудачи,
Что на свете слишком много дураков!

«Осмотрительность – лучшая часть секретности».

Кое-что из того, что последует дальше, рассказал принцессе Сита Рам, кое-что – Том Трайп, немного – Дик Блейн, который узнал это от самого Сэмсона. Об остальном она составила представление из признаний жирного жреца Джинендры и из сплетен танцовщиц.

Сэр Роланд Сэмсон, кавалер ордена «Звезда Индии» 2-й степени, был истинным гением ускоренной чиновнической работы, рутинные дела стекали с него в руки его подчиненных, как вода с крыши в сточную канаву, оставляя ему свободу в полное свое удовольствие наслаждаться солнцем. Не бывает такой работы, которую нельзя сбагрить подчиненным.

В ночь бегства Ясмини Сэмсон исходил потом в своей комнате, сотни разнообразных мотыльков раздражали его шумными столкновениями с масляной лампой. Но хуже всего на него действовало движение подвешенного опахала, которое сдувало его бумаги со стола. Он мог изучать их только, когда все они были перед ним, а без опахала казалось, что его хватит удар. До полуночи нужно было принять решение.