Следующий документ тоже был неприятен, хотя и в ином роде. Генерал Вайс-Виклунд прислал уже третий рапорт с просьбой о направлении его на Тамбовскую операцию. В октябре генерал похоронил жену — Щербатов тогда не смог приехать в Рязань на похороны лично, но послал телеграмму с соболезнованиями. С тех пор Вайс-Виклунд стал писать эти рапорты. Их под разными предлогами откладывали в долгий ящик. Генерала многие ценили и уважали, Щербатов сам учился у него в Академии Генштаба. Но за его стремлением воевать в Тамбове стояли слишком уж откровенно личные мотивы. Кто-то из его семьи ушел в краскомы… сын? Хуже — дочь. И отказывать пожилому генералу было неловко, но и идти навстречу в такой просьбе нельзя… Восстание надо жестко давить, а справится ли с такой задачей человек, чья главная цель — спасти свое единственное дитя? Щербатов оставил рапорт без резолюции. Не самый срочный вопрос.
Надо бы все же жениться на Софи, подумал Щербатов. Они не виделись уже почти две недели — ее дети приехали домой на рождественские каникулы. За это время Щербатов понял, что привязался к Софи сильнее, чем полагал. Если он все еще чувствовал себя живым, то только благодаря ей. А что детей у них не будет, то, может, это и к лучшему. Кажется, дети приносят родителям одни лишь беды…
Щербатов собрался уже перейти к приказу, когда приметил одинокий конверт в обыкновенно пустой корзине для личной корреспонденции. С сестрой он жил в одном доме, а других родных у него не было. Личные письма приходили изредка от людей, которых он едва мог припомнить; они просили протекций, разного рода помощи, иногда — защиты от ОГП. Щербатов им не отвечал. Взял конверт в руки, чтоб глянуть на адресата и сразу, скорее всего, выкинуть письмо в мусорную корзину.
На конверте — летящий почерк Софи. Марка с изображением базилики Сакре-Кер. Парижский штемпель.
Щербатов, как обычно, вскрыл конверт ножом для разрезания бумаг. Рука чуть дрогнула, нож прорезал штемпель и чуть зацепил само письмо.