Орудия войны

— В своей стихии. Всегда умел превращать растерянных новобранцев в солдат. Вот только свою семью до сих пор не разыскал, это гнетет его. Теперь гражданских много среди добровольцев, особенно из рабочих. По их сообщениям, оборудование на заводах выходит из строя, а новое не поставляется. Но рабочих на улицу не выкидывают. Грузят в вагоны и увозят в западном направлении, не предоставляя никаких объяснений. И не все хотят на собственном опыте узнавать, что Новый порядок заготовил для них.

— Солнце, под которым каждому отведено его место, — Саша передернула плечами, шрамы на спине заныли под новенькой сорочкой. — Как Антонов ладит с новыми комиссарами?

— Пока открытых столкновений не было. И все же, полагаю, ты вернулась как нельзя вовремя. Они не вполне друг друга понимают.

Они уже дошли до палатки Антонова.

— Сам-то ты здоров? — спросила Саша. — Спина не беспокоит? Я привезла тебе новое немецкое средство от боли в мышцах, его повсюду рекламируют, необыкновенно действенное.

— Становишься настоящей заботливой женой, — улыбнулся Белоусов. — Я вполне здоров, слава Богу. А ты превосходно смотришься в этом костюме. Несколько буржуазно, как вы, большевики, это называете. Но превосходно. Это подходит к твоей новой должности. Выглядишь взрослой, серьезной, уверенной в себе женщиной.

Жена моршанского стрелочника любезно сохранила заношенную форму, отстирала, заштопала простреленный рукав. Но Саша не стала в нее переодеваться, осталась в городской одежде. Только повесила на пояс маузер в новой кобуре, сменила туфли на сапоги и прикрепила к пальто красный бант. Юбка-амазонка подходила для того, чтоб ездить верхом. С казацкой лошадью она могла и не справиться, потому Вершинин разрешил ей взять Робеспьера, чтоб добраться от станции до расположения полка. Предупредил, что гибель этого животного его расстроит больше, чем Сашина.

— Мне б косынку еще красную, но в мещанском багаже она смотрелась бы подозрительно, — улыбнулась Саша. — Я ужас до чего соскучилась. Найди сеновал на ночь или что-нибудь, прошу тебя.

Обнять мужа здесь она не могла — слишком много кругом народу глазело на вернувшегося комиссара. Некоторые едва давали себе труд изобразить, будто заняты обычными делами.

Антонов был у себя в четырехугольной палатке. Вместо стола в ней использовался ящик из-под патронов, заваленный бумагами — хотя следы от стаканов и бутылок на нем тоже были. Однако Антонов выглядел вполне трезвым, хотя вчерашним перегаром от него пахло. Он сидел на шерстяном одеяле. Саше кивнул на соседнее.

Саша вспомнила, как боялась остаться наедине с ним в первую встречу. Смешно, ей-богу.

— Я прилягу, это же ничего? — спросила ради приличия. Спина после дороги болела немилосердно, ноги смертельно хотелось вытянуть. — Как жив-здоров, командир?

— Явилась — не запылилась, — буркнул Антонов вместо приветствия. — Вы, комиссары, как мыши. Не прихлопнешь одну — глядь, уже и ступить некуда, всюду кишите.

— Нет, ну а чего ты хотел? Быть атаманом или командиром Объединенной народной армии? Давай, перевешай комиссаров и выгони всех, кто им доверяет. Вернее сказать, попробуй это сделать. Мало в стране гражданской войны, нам еще и тут нужна наша собственная?

— Борзая какая стала! Угрожать мне теперь станешь?

— Чего ты хочешь — правды в лицо или сладких слов? В этой войне могут теперь участвовать только объединенные революционные силы, все вместе. Или можно просто пойти и сдаться. Говорят, из концлагерей кто-то иногда выходит…

— Да угомонись ты уже. Я знаю все, знаю. Твои поставляют патроны и прочее, а я за это должен поделиться властью. Обидно, но справедливо. Вы, большевики, и революцию превращаете в что-то навроде бухгалтерской ведомости.

— Так не пойдет, — сказала Саша, пытаясь поудобнее усесться на одеяле. Говорить лежа оказалось очень уж несподручно. — Это не по-людски. Давай, что ли, выпьем за встречу, командир… только я немного, ладно? Нам же не надо, чтоб как тогда.

— А ты учись пить так, чтоб берега не терять, — Антонов уже разливал самогон по стаканам. Выпивка у него всегда имелась. — В нашем деле без этого никак. Добрый самогон, картофельный. Ну что, комиссар, за революцию?

— За революцию!

Саша на выдохе глотнула самогон, почти не поморщившись. Закурила — папиросы она раздала солдатам почти сразу, оставила себе несколько штук. Собралась уже сказать, что картофелю в эти голодные времена можно было бы найти и другое применение, но прикусила язык. Если она станет читать Антонову нотации, подружиться с ним это не поможет. Решила спросить о другом.

— Скажи мне, командир, а что для тебя революция?

— Да где тебе понять, — сказал Антонов, отставляя стакан. — У вас, большевиков, классовое чутье одно взамест живого чувства.

— А ты мне объясни.